Итак, я просовываю пальцы сквозь мембрану и захватываю малоберцовую кость. Она примерно в три раза толще обычного карандаша, но, в отличие от последнего, края у нее не круглые, а острые.
Теперь я должен ее сломать. В идеале не повредив колено и лодыжку. От одной этой мысли у меня случается приступ рвоты. Однако кость я не выпускаю.
Но как ее сломать, при этом не раздробив?
Я перебираю разные варианты, пока меня не осеняет. Подавшись вперед, я прикладываю голень, почти у самой лодыжки, к краю нижней полки, а рукой перехватываю себя под коленом. Хрясь. В результате удара я разом ломаю нижний и верхний концы кости.
Боль адова.
Сумасшедшая боль.
Когда вокруг тебя минусовая температура, а ты весь покрываешься потом, в том, что ты слишком далеко зашел, сомневаться как-то не приходится.
Тем более когда в руках у тебя нож, сделанный из малоберцовой кости.
Через какое-то время дверь открывается, и я слышу голос:
— Выходи.
Я не шевелюсь. Прижавшись к задним полкам, я жду, пока мои слезящиеся глаза привыкнут к свету, обрушившемуся на меня ослепительно-белой стеной. В правой руке я прячу «нож».
Я вижу силуэт мужика, наставившего на меня пушку.
— Выходи, кому говорят... Мать твою! Он весь в крови, мистер Локано.
Из-за его спины выглядывают другие, тоже вооруженные.
— Ни хера себе, — говорит один из них.
А затем раздается голос Скинфлика. Я его сразу узнаю, хотя он сделался грубее, и добавился какой-то присвист.
— Вытащите его оттуда, — приказывает он.
Но никто не двигается.
— Это всего лишь гепатит, — говорю. — Авось не заразишься.
Все сразу попятились.
— Коблы вонючие! — срывается Скинфлик.
Он появляется в поле моего зрения. Хорошо его разглядеть я не могу, поскольку глаза все еще слезятся, но все равно зрелище, скажу я вам, не для слабонервных. Впечатление такое, будто ему на плечи водрузили сборный конструктор.
Пора. Я стою посреди комнаты, голый, весь в крови. И не только в своей. Я вылил на себя кровь для переливания, целую упаковку, чтобы отвлечь внимание от своей правой ноги со жгутом, сделанным из больничного халата. Вокруг меня растекается красная лужа.
Трудно понять, насколько это смущает Скинфлика. Он размахивает перед собой извилистым лезвием, на рукояти видны восточные письмена, возможно — индонезийские.
Скинфлик неплохо владеет оружием. Нож, ни на секунду не останавливаясь, выписывает в воздухе замысловатые кренделя. Типичная «идеалистическая школа». Однако при виде моего ножа из плоти и крови он в изумлении и страхе застывает и пятится, открывая при этом всю правую сторону тела.
— Вот так, Скинфлик.
С этими словами я вонзаю ему «нож» под ребра и одним движением вверх вспарываю грудину пополам. Мое зазубренное лезвие, перерезав аорту, входит в его бьющееся сердце.
Точнее, в уже не бьющееся.
ГЛАВА 24
Дальше следует провал, а затем мое пробуждение. Для того, кто постоянно жалуется на отсутствие сна, согласитесь, неплохое начало. Я лежу на больничной койке. Рядом в кресле-качалке профессор Мармозет читает журнал, делая пометки на полях. В очередной раз поражаюсь, как молодо он выглядит. Человек без возраста. Может, это от ума и необъятной эрудиции — в любом случае ни то, ни другое мне не грозит. Мне кажется, он не намного старше меня.
— Профессор Мармозет! — радостно кричу я.
— Ишмаэль! Вы проснулись, — откликается он. — Это хорошо. А то мне пора идти.
Я сажусь на постели. Голова немного кружится, и я для страховки опираюсь на одну руку.
— Давно я в ауте? — спрашиваю.
— Меньше, чем вы думаете. Несколько часов. После того как мы поговорили по телефону, я вылетел первым же рейсом. Да вы ложитесь.
Я ложусь и откидываю в сторону одеяло. Правая нога вся забинтована.
На теле до сих пор видны следы запекшейся крови.
— Что произошло? — спрашиваю.
— А вы, оказывается, мастак по части хирургии, — похвалил меня профессор. — Лихо вы распознали, что у этой девушки нет остеосаркомы! Кажется, однажды на лекции мы обсуждали такой случай. А то, что вы проделали с малоберцовой костью... у меня нет слов. Предлагаю вам описать это в «New England Journal». По крайней мере для выпуска, посвященного федеральным свидетелям.
— А что с этими парнями?
— Из мафии?
Я кивнул.
— Сына Дэвида Локано вы прикончили ударом в сердце. Остальных убили из его пистолета. Кроме одного. Вы размозжили ему голову о дверь рефрижератора. Боюсь, что ему не выжить.
— Господи, я ничего этого не помню.
— Теперь главное — не отступать от фактов.
— А что? Я нахожусь под арестом?
— Пока нет. Постучите по дереву. — Он собрал журналы. — Приятно видеть вас в добром здравии. Жаль, что не могу посидеть подольше.
Я заставляю себя задать следующий вопрос:
— Меня выкинут?
— Из Манхэттенской католической больницы? Определенно.
— Нет, из медицины.
Профессор Мармозет встречается со мной взглядом — по-моему, впервые за время нашего знакомства. Его карие глаза светлее, чем мне казались.
— Как знать, — говорит он. — А вы сами считаете, что ваша карьера врача закончена?
— Только началась, — отвечаю после короткой паузы.
— Тогда что-нибудь придумаем, — говорит он. — А пока суд да дело, вам не мешало бы получить грант для научных исследований. Где-нибудь подальше отсюда. Я бы рекомендовал Университет Калифорнии в Дэвисе. Позвоните мне по этому поводу.
Он встает.
— Подождите, — останавливаю я его. — А что со Скилланте?
— Все еще покойник.
— Но кто его убил?
— Ваши студенты.
— Что? Каким образом?
— У него началась брюшная фибрилляция, которую они решили остановить. Из сострадания к больному.
— Моя вина. Я слишком много на них повесил.
— Вот и они так говорят.
— А я в это время спал.
Он бросает взгляд на часы:
— Но они-то не спали. Надо совсем не иметь мозгов, чтобы применить код без официального разрешения. Короче, это теперь их проблема. Или им дадут пинка под зад, или не дадут.
— Но как вы догадались, что это сделали они?
Профессор явно испытывает чувство неловкости.
— Вообще-то... это очевидно. Что-нибудь еще?
— И последнее, — говорю. — У меня есть пациент с множественными абсцессами. Мне поступил анонимный звонок. Якобы его укусила летучая мышь...
— Это который передал вам по наследству шприц с гноем?
— Он самый. Как он там?
Профессор Мармозет пожимает плечами:
— Его страховая компания отказалась оплачивать его пребывание в частной больнице, так что его перевели в государственную клинику.
— Но что у него было?
— Кто знает? Если вам так интересно, можете позвонить его новому лечащему врачу. Скорее всего мы так ничего и не узнаем. Опять же не наша проблема. Главное, с вашим тестом на кровь все обстоит благополучно.
Он похлопывает меня по здоровому колену.
— Как говорят алкоголики? Благодари Бога каждый раз, когда тебе удается понять разницу между тем, что ты смог сделать и чего не смог. Особенно когда не смог.
Я меняю позу, и боль в ноге сразу дает о себе знать, но странным образом тут же проходит. От анальгетиков в голове и желудке ощущение пустоты.
— Спасибо, — говорю, — что навестили.
— Еще бы я пропустил такой шанс. Позвоните мне.
— Обязательно.
Он выходит из палаты, а я снова засыпаю. А что, классно.
Кому-то вкалывать, а кому-то бить баклуши.