— Похоже, кто-то не так спокоен и собран, как думал. — Его рот не улыбается, но глаза определенно это делают, ладони перекатывают черный дротик между ними, проницательно глядя на доску. Он направляет дротик на меня.
— Если я попаду в яблочко, ты проведешь остаток ночи со мной, и я смогу поцеловать тебя.
— Ты с ума сошел?
Он игнорирует мой вопрос, задавая свой собственный.
— Мы договорились?
Шансы на то, что он действительно попадет в цель с первой попытки, не разогреваясь, невелики, поэтому я киваю головой в знак согласия. К тому же, если он попадет, я наконец узнаю, каково это — чувствовать эти губы на своих, даже если это всего один раз. Я это заслужила.
— Да, мы договорились.
— По рукам?
Я смотрю на большую руку, которую он протягивает, на мозолистую ладонь и грубые подушечки пальцев. Скольжу рукой по его плоти, вздрагивая, когда наша кожа соединяется.
Это однозначно искры.
Мы оба дрожим.
Я вяло встряхиваю его руку, стремясь освободиться от его хватки, убираю руку для сохранности, покалывание длится слишком долго, чтобы быть комфортным.
Слишком долго, чтобы его можно было забыть.
Данте подходит к мишени, снимает мою маленькую серебряную стрелу, откладывает ее в сторону и встает на маркер, приклеенный к полу. Фокусируется на мишени у стены, нацеливаясь на этот красный круглый центр, наклоняясь с одной ногой, отброшенной назад. Его сильная рука пускает крошечную ракету.
Мои глаза становятся шире, когда стрела попадает точно в яблочко, сердце чертовски близко к учащенному сердцебиению, когда он поворачивается на пятках и пожимает плечами, словно говоря: «Боже мой, посмотри, что я сделал!»
— Ты только что надул меня?
Он легко пожимает плечами.
— Удача новичка?
— Лжец.
Данте смеется.
— Тебе лучше знать.
Мы смотрим друг на друга, словно в схватке, не желая поступиться.
Это становится неловко.
— Может, нам лучше уйти?
— Я думал, ты никогда не спросишь. Ты можешь подождать одну секунду? — Достав мобильник из заднего кармана джинсов, он открывает камеру. Устанавливает её так, что я нахожусь на заднем плане его селфи. Щелчок.
— Что ты делаешь?
— Фотографирую, чтобы мы навсегда могли запомнить этот момент.
Это официально: Данте сумасшедший.
Он снимает свой дротик с доски и кладет его в коробку на столе. Хватает мою куртку с соседнего стула, затем сжимает мою руку, таща меня через переполненный бар, мимо толпы, пока мы не проталкиваемся через входную дверь.
Мы стоим под флуоресцентным фонарем на стене кирпичного здания. Он отбрасывает неприглядное, мрачное свечение.
Я оглядываюсь вокруг, пугаясь пустынного окружения, желая уйти, пойти куда угодно, только не оставаться тут.
— Куда мы идем?
Данте засовывает руки в карманы, ссутулив плечи.
— Мне не очень просто просить тебя об этом, но не могли бы мы пойти ко мне? Там не будет никаких отвлекающих факторов, а нам нужно побыть одним.
— Ты хочешь, чтобы я пошла к тебе… поговорить.
— Разве что тебе будет удобнее у себя дома? Я просто думаю, что куда бы мы ни пошли, это должны быть только мы. — Данте поворачивается на каблуках, бросая на меня острый взгляд. — Разве у тебя нет вещей, в которых ты хочешь признаться?
Признаться? Почему он так выразился?
Он думает, что я — моя сестра-близнец, моя глупая, беззаботная сестра, которую, судя по всему, ничего на свете не волнует, которая встречается сразу с двумя-тремя парнями, позволяя мне делать за нее грязную работу.
Запасть на её последнее завоевание — это не соответствует моим представлениям о хорошей затее.
Я дура потому, что стою здесь, чертова идиотка потому, что пришла.
— Давай начистоту: ты хочешь, чтобы я вернулась к тебе, даже несмотря на то, что мы расстались? Ты что, мазохист? — Я позволяю выскользнуть сарказму.
— Я знаю, что я идиот. В своей жизни я натворил много глупостей, и погоня за тобой может оказаться на первом месте, но ты мне нравишься, так что да, наверное, можно сказать, что я мазохист.
Мои ноздри раздуваются, вспыхивая ревностью.
— Ты даже не знаешь меня.
— Ты права, не знаю, — его голова наклоняется в сторону. — А кто в этом виноват?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты лгала мне, но знаешь что? Ты мне все равно нравишься.
Мой рот разинут, и я борюсь за слова.
— Я-я…
Мы стоим под светящейся неоновой вывеской «Mad Dog Jacks», все еще стоим под ярким флуоресцентным светом и, похоже, спорим.
— Что з-заставило тебя думать, что я вру?