Очевидно, у Акселя, похоже, нет таких же проблем с этим человеком, как у меня. Он идет, спокойный, прямо в пространство Локка.
— Что за черт? Есть ли причина, по которой ты, кажется, думаешь, что я обоссал твое дерьмо?
Я наблюдаю за их жарким спором. Каждый раз, когда Аксель открывает рот, чтобы бросить Локку какое-нибудь оправдание, или Локк объясняет, что происходит с Иззи в соседней комнате, я чувствую, как мое сердце учащенно бьется. Каждое слово, слетающее с их уст, заставляет мой мир медленно раскачиваться и грохотать, зная, что то, во что Иззи так долго верила, так далеко от реальности.
Тоже самое, что смотреть на автомобильную аварию без возможности отвезти взгляд. Или просмотр фильма ужасов, который, как вы знаете, не даст вам спать по ночам долгие годы. Знаете, что вам не следует смотреть, знаете, что что-то приближается, но, хоть убейте, не можете отвести взгляд. Для меня это один из таких моментов. Я нутром чувствую, что мне нужно перестать слушать, но не могу отвести взгляд. Я не могу заткнуть уши, как это сделал бы малыш, а потом упасть на пол, закатив истерику, требующую, чтобы эти мужчины заткнулись к чертовой матери.
Поэтому я стою здесь и впитываю все это. Затем Аксель делает единственное, что может вывести меня из вызванного шоком оцепенения. Он упоминает одного человека, который разрушил жизнь не только Иззи, но и мою тоже. Единственный мужчина, у которого все еще есть сила разрушить ее жизнь, и единственный мужчина, с которым я бы сделала все, чтобы стереть с лица земли с этой планеты.
Брэндон Хантер, бывший муж Иззи.
Услышав мой вздох, он поворачивает ко мне лицо. Я снова вздрагиваю от жесткого взгляда, появившегося на его привлекательном лице.
— Ты, блядь, в порядке? — он выплевывает это тоном, в котором отсутствует всякое сочувствие. Это я здесь всех раздражаю? Я, блядь, так не думаю!
Как, черт возьми, он может все изменить и свалить вину на всех остальных? Любая симпатия, которую я испытывала к нему в течение последнего часа или около того, мгновенно исчезает. Я чувствую, как адреналин начинает бурлить в моих венах. Он имеет несчастье разозлить маму-медведицу внутри меня. Я долгие годы была опорой Иззи, и сила на моей стороне, чтобы подпитывать мой гнев. Не стоит выводить из себя единственного человека, который пошел бы на битву, чтобы убедиться, что женщина в соседней комнате снова не впадет в депрессию. Особенно когда, на самом деле, во всем этом в какой-то степени есть его вина. Даже если он этого не знает, ОН — причина, по которой она так облажалась.
И, как настоящий мужчина, он не может держать рот на замке, когда выводит из себя женщину. Можно было бы подумать, что ему лучше знать. Но его слова доказывают обратное.
— Серьезно, тебе что-то нужно? Воды, стула, гребаное обезболивающее?
Весь этот адреналин, огонь и сдерживаемая, холодная как камень ярость вырываются на поверхность, и все, что я хочу сделать, это наброситься на этого человека. Я подхожу прямо к нему, становлюсь на середину небольшого пространства между ним и Локки, делая все возможное, чтобы встретить его сердитый взгляд своим собственным.
— Слушай сюда, ты… большой мудак, ты не будешь сидеть здесь и ныть, как мелкий засранец. Ты понятия не имеешь, что происходит, но я обещаю тебе вот что: это будет больше, чем твоя потребность «поболтать». Ты понял? — Я несколько раз тычу пальцем в его твердую, как камень, грудь, просто чтобы убедиться, что моя точка зрения ясна.
Он смотрит вниз на мой палец, все еще крепко зажатый между его грудными мышцами, прежде чем обхватить пальцами мое запястье и убрать его.
— Нет, малышка, я тебя ни хрена не понимаю, ни капельки. Так что, может быть, твоя задница сможет подсказать мудаку, где он находится? — Так же быстро эта вспышка гнева, кажется, исчезает, и он выглядит тем же растерянным, каким был ранее, когда понял, что стоящая перед ним женщина была его давно потерянной возлюбленной.
— Я не могу, Аксель. Это не моя история, я не должна ее рассказывать. — Я слабо улыбаюсь, но опускаю губы в ту секунду, когда его замешательство становится немного темнее.
— Откуда ты знаешь мое имя? Меня никто давно не называл Аксель, милая, так что если кто-то и знает, что происходит, то, думаю, это ты.
— Конечно, я знаю, что происходит, но, как я уже сказала, это не моя история, и не мне ее рассказывать. — Я указываю на дверь, которая защищает Иззи от необходимости вести этот разговор. — Она ее. Так было всегда. Я просто никогда не думала, что доживу до того дня, когда об этом нужно будет рассказать.