- Водички вот принес!
В комнату зашел Семеныч, так себя отрекомендовал хозяин дома, колоритный такой семидесятилетний старик. Настоящий дед, как и положено чуть согнутый временем, с седой роскошной бородой, с подслеповатыми глазенками. Вот только бодрости в нем было на иного молодого оболтуса. Он решительно поставил закопчённый чайник на плиту и двинулся к старинному буфету. Громоздкое произведение столярного искусства, наверное, было гордостью всей семьи. В эту эпохе еще в ходу массивная мебель, созданная, казалось, на века.
- Вот этот сбор заваришь. Сам травки собираю, да и тебе по болезни будет польза. Я пока лягу, полежу, утомился что-ль.
- Лежите дедушка, - почему-то Маша называла старика именно так, а он её внучкой. Мне поначалу это было странно, но потом прикинул, что по тутошним временам такая взрослая внучка - это норма.
Я открыл пакет и принюхался. И в самом деле, травы. У меня лично ботанический кретинизм, очень сложно запоминаю названия различных трав и соцветий. Бывшая жена часто шпыняла меня тем, что я не разбираюсь в цветах. Так по мне они и так красивы и ладно!
- Вася, как там на войне?
Вопрос прозвучал, с одной стороны неожиданно, с другой — ожидаемо. Оба зятя Семеныча были сейчас в армии, но не на передовой. Один моторист, работал на тракторной станции, служит в ремонтном батальоне, другой был железнодорожником. Ну, правда, я то знал, что такие, казалось бы, тыловые должности в текущей войне ничего не значат. Даже в этой деревушке летом наблюдали американские самолеты.
- А что на войне, Семеныч? Воюют!
- Да это понятно. Страшно поди сейчас, стокма новой техники?
- А когда солдату было не страшно, дед? Наверное, и богатыри русские от страху срались, но супостата били.
- Это ты правильно заметил, что били, - дед оживился и даже присел на промятом диванчике. – Бойся, но сражайся! Так нас в ту Великую учили! Помню, стояли мы у Барановичей, в обороне. Как раз немчура тогда в первом разе газ пустила. Никто ж не разумел, что тодысь делать! Мне свезло, я с робятами на пригорок взобрался. Кто из солдатиков в канавы и окопы укрылся, все померли. Страшно помирали, эх! Легкие наземь выкашляли, дохтура ничче поделать не могли. Чегой-то только человек и не придумает для смертоубийства.
- Да, страшный зверь – человек.
- Не, не зверь он. Он природу свою ангельскую поганит, а это грех. Большой грех!
Дед у нас был набожным, в этом слое к церкви отношение такое – есть и ладно, только воли сильно не давали и налогами обложили. По мне, это и честнее, попы были с народом, без пафоса и излишеств служили прихожанам, неся все тяготы невзгоды вместе. Священник, как и художник должны быть голодными!
Вскоре чайник вскипел, и мы стали вечерять. От нас Семеныч принял только банку рыбных консервов, любил он шпроты, еще с той войны. Последние месяцы служил в Прибалтике, вспоминал о ней с удовольствием. На столе появился чугунок с теплой картошечкой в мундире, квашеная капуста, грибочки и моченые яблочки. Немудреная такая деревенская закуска.
- Садитесь, гости дорогие. Клавдия наказала, чтобы я вас хорошенько накормил.
Клавдия была его дочкой, ушла на ночную смену в коровник. Все в семье работали, старший внук на железной дороге, а младших внучек отправили в город, ко второй дочке старика. Там все легче прокормиться, да и учиться удобней. Семеныч аккуратно нарезал небольшой кусок сала и водрузил в центр стола штоф с прозрачным содержимым.
- Кума гонит, очень приятственная горилка. Я вам в дорожку дам настоечки, на травках сам делаю. Для здоровья пользительно!
- Может, коньяку?
Достал я заветную фляжку, приобрел с оказией. Хотя какая оказия, тащим мы с Машей все, что под руку удачно ляжет. С моим «талантом» здесь можно миллионером стать. Но не хочу быть в долгу, не мое это. Взять у государства, чтобы выжить – это одно. Я все-таки немного заслужил, а непросто как дерьмо в проруби здесь болтался. А вот обогащаться за народный счет…это уж пусть наши олигархи делают. У них-то ни совести, ни стыда нет, кармы не боятся. Хотя чувствую, что за грехи ихние ответят их же потомки. Жестоко так ответят.
Деревенская еда, такая одновременно простая, как русская душа, но, с другой стороны, какая же она вкусная! Я уже забыл, когда вот так сидел за простым столом и руками чистил картошечку. А если подлить в тарелку постного маслица, сольцы добавить? Объеденье! А какое удовольствие после стопки самогона закусить тающим во рту рыжиком, затем закинуть ложку хрустящей капустки. Ням-ням, да и только! Заглушив первый голод, мы перешли к неспешным разговорам. Деревенская жизнь простая, что о ней долго разговаривать. Семеныча интересовали другие люди, как и чем живет страна. Чувствую, будь он помоложе, уже сам бежал в атаку.