А бывает: вы оба говорите — одновременно. Чаще всего такое происходит с влюбленными.
Вместо лирической мелодии в уме закрутилась «Пурга». Зато как! Нет, вдохновение — дар Божий, его не заставишь молчать! Правда, можно не обращать на него внимания, как на погоду: идёт дождь, ну и пусть себе идёт, или погожий день за окном — а ты прожил этот день и ни разу красоте его не обрадовался...
6
— Здо́рово, — сказала Аня после похвалы Изольды Матвеевны.
На мгновение Василию показалось, что Аня ему завидует. Она так и сказала минутой позже:
— Вася, я тебе завидую, у тебя такой дар. Мне рядом с таким даром даже немного стыдно за то, что я инструменты мучаю, но просто приятно быть рядом.
— Да, быть рядом, — многозначительно подхватила Изольда Матвеевна. — Быть музой — это тоже дар, и, уверяю вас, даже более редкий, чем гениальность в любом искусстве или науке. Этот дар — дар терпения и самопожертвования.
И вдруг осеклась. Ученики смотрели на неё так, точно она вот-вот произнесёт пророчество, покажет им всю их жизнь и любовь на сто лет вперёд. Изольда Матвеевна замолчала, выразительным взглядом ответив ученикам, потом сказала:
— Вообще-то талант существует чаще всего не благодаря, а вопреки. Но поскольку без труда он как неограненный алмаз, то давайте продолжать работать. Аня, твоя очередь. А ты, Василий, сегодня будешь помогать мне, попробуй слушать Аню критически, мне интересно: какие бы ты сделал ей подсказки. Может статься, твои окажутся точнее, чем мои.
— Да ну, что вы, Изольда Матвеевна, — искренне смутился Василий.
Из музыкальной школы они вышли после одиннадцати. Пурга утихла, небо расчистилось, но звёзды отступили вглубь него из-за огромной полной луны, что склонилась над верхушками сосен, как настольная лампа Бога. Эхом пурги по улицам катилась позёмка. Студёная тишина белой пустыней легла вокруг человеческого жилья, и каждый шаг по свежим скрипучим сугробам будто рвал из неё клочки бумаги.
— Поздно уже, может, не стоит меня провожать? — засомневалась на перекрёстке Аня. — Мне тут рукой подать.
— Мы можем ещё немного постоять в подъезде, — почти взмолился Василий.
— Ну ладно, пойдём, только, чур, недолго, — и она взяла его под руку.
— Как получится, — игриво буркнул Василий.
— Я вот думаю: если ты выиграешь всероссийский конкурс, в чём я не сомневаюсь, то потом поедешь на международный. Выиграешь его...
— А потом?
— Ну... возьмут без экзаменов в консерваторию...
— Ты тоже поступишь, будем вместе учиться.
— Мой папа данное высшее учебное заведение называет консервой. Представляешь?
— Да я слышал, студенты так же говорят. Ань, а ты будешь ждать меня из армии?
— Из армии? Но зачем тебе туда? Там можно... Ты же талант можешь потерять! — Аня даже остановилась, тревожно всматриваясь в лицо Василия.
— Если я не пойду в армию, отец не поймёт. Ты же знаешь, он у меня в Афганистане служил, у него награды есть, ранения. И мне до конца жизни будет стыдно, если я не отдам долг Родине.
— Вася, ты отдашь его музыкой, неужели ты не понимаешь? Ты только посмотри вокруг, сколько сейчас ребят всеми правдами-неправдами увиливают от службы.
— Косят.
— Да какая разница, как это называется?!
— Так и остаются на всю жизнь кривые-косые. Нет, я так не могу и не хочу. Причем постараюсь попасть не в какой-нибудь муз-взвод, а в нормальные войска. У музыкантов, отец рассказывал, дедовщина жуткая. Да и играют они на разводах, парадах и на жмура...
— На жмура?
— Это на похоронах. А я терпеть не могу похоронных маршей. Заунывь страшная! Самому покойнику должно быть тошно. Но ты не ответила на мой вопрос: ты будешь меня ждать?
— Конечно, буду, — Аня остановилась и прижалась к Василию, будто он уже завтра должен был отправиться на службу, — конечно, буду.
— Знаешь, Ань, мне вот сейчас кажется, что такого счастья даже быть не может.
— Какого?
— Такого, когда ты рядом, когда ты моя. Мне кажется, что я тебя так люблю, что мои чувства невозможно выразить ни словами, ни музыкой, ничем нельзя. Откуда такая любовь?
— Не знаю...
— Ань, я тебя спросить хочу, не обидишься?
— Попробуй, — лукаво улыбнулась она и прижалась крепче.
— Вот если бы я не был пианистом, не победил на конкурсе, ты бы меня вообще заметила?
— Дурачок ты, Вася, — наигранно обиделась Аня, — заметила бы! У тебя в глазах, когда ты смотришь на меня, знаешь что?
— Что?
— Сама не знаю, как объяснить, но что-то огромное-огромное, светлое и доброе!
— А у Брагина?
— Тьфу, опять вспомнил!
— Забудешь тут, всё равно он где-то рядом.