— Та-ак, ясно… — Густые брови Бекболата сурово сошлись на переносице. — Так вот знай: не твою сестру вспомнил Кара-мулла, а послал его мурза Батока узнать обо мне… Ах, продажная тварь!.. А впрочем, что можно ждать хорошего от муллы!
— Ой, сын Алима! — Кеусар тяжко вздохнула. — Нельзя так говорить о святом человеке. Аллах покарает тебя!
— Кара-мулла такой же святой, как ишак — мусульманин! Ишак вертит хвостом, когда его угощают чуреками. Так и мулла вертит своей совестью за подачки Батоки. Все сделает для мурзы. Но недолго, аптей, им осталось властвовать и глумиться над народом, недолго!..
САБАНТОЙ
Рано и буйно пришла в этом году весна в Кобанлы. Уже в конце февраля начали таять снега. И берда́зи — время конца февраля и начала марта — было необыкновенно теплым. Набухшие и вспенившиеся речушки наполняли ущелья звонкими всплесками. Кубань вышла из берегов и залила луга. Прибрежные кусты огласились раскатистым пением птиц.
Подсыхали поля. Аксакалы каждый день выходили на пашни, нетерпеливо пробовали землю, брали в ладони, растирали, нюхали. А в ауле уже готовились к празднику первой борозды.
Сабантой!..
Кто из ногайцев не ждет всей душой этого дня! Так повелось испокон веков: забурлят талыми водами реки окрестных гор, запарует земля, зазеленеют, заискрятся под ласковым весенним солнцем сады — выходи всей семьей в лучших одеждах на улицу танцевать и петь песни, играть и балагурить. А если выпадет случай, то и угоститься рогом сладкого, как мед, и красного, как кровь, давно перебродившего бармажи[20]!
И даже байский батрак Нурыш, никогда не имевший и клочка собственной земли, один из первых обряжался в козлиную маску с рогами и бородой и до коликов смешил собравшийся на площади кобанлыйский народ.
Ждали такого же веселого сабантоя в ауле Кобанлы и в этом году. Что ж из того, что по свету идет смута? Что люди озлобились друг на друга? Что, даже ложась спать, не расстаются с камами, до блеска наточенными о прибрежные гранитные плиты? Ведь все это не помешало весне снова явиться в горы? И в том же наряде и в той же красе! Да и земля оставалась такой же, как была: милой для сердца каждого хлебороба.
Однако что это?
День сабантоя должен вот-вот наступить, а на аульской площади не видно никаких приготовлений. Никто не везет дров для костров, никто не устраивает линейки для джигитовки и не огораживает площадки для борцов, игр и танцев. Только каждый день собирается возле мечети народ, чтобы послушать сына Алима.
— Там, в России, земля уже давно отдана крестьянам, — раздавался на всю площадь звонкий голос Бекболата.
— Да, да, земля — наша кормилица, — повторяли люди его слова. — И она должна быть наша. Так сказал самый большой, самый справедливый человек на земле…
С площади эти слова неслись от сакли к сакле по всему аулу. Долетели они и до самого старшины Батоки. Он тотчас позвал муртазаков и поскакал на площадь. Но людей и след простыл!
Крепко сжимая позолоченную рукоять камы, Батока в сопровождении муртазаков проехался по главной улице аула, всем видом показывая, что пока хозяин здесь он, власть в его руках и он не позволит беспорядков! Праздник будет как праздник! И тон будут задавать баи — первые люди аула!
Но все шло наперекор ему.
Странное произошло с Нурышом. Бывало, он еще за неделю до дня сабантоя успеет обойти все дворы аула, чтобы договориться об участии в играх и джигитовке. А теперь словно провалился сквозь землю! Отсиживается ли дома или куда уехал, никто не знал.
По всему видно, в ауле происходит неладное. И прежде всего это заметил сам старшина Батока. Что-то готовится: не зря ходит из сакли в саклю тот смутьян, сын Кани, собирает людей на площади. Как мухи к меду, лепится к нему голь и уздени. Бунтует народ в ногайских степях. Один из его, Батоки, родственников поплатился жизнью, когда с камой в руках хотел защитить добро и княжескую честь свою… А вдруг все это докатилось уже и сюда, до аула Кобанлы, вместе с голодранцем Бекболатом?!
Так это было или не так, но Батока решил быть начеку. Он позвал к себе Кабанбека и Кара-муллу.
— Вы глупы, как ослы! — гневно воскликнул он. — В ауле готовятся беспорядки, а вы куда смотрите? Сегодня же пустить в ход и твою, Кабанбек, плеть, и твои молитвы, мулла. Не бойтесь выйти на площадь. Тебе для того, — обратился он к зятю, — чтобы ни одно слово не пролетело мимо твоего уха. А тебе, Кара-мулла, очистить святыми наставлениями загрязненные смутьянами мозги и души правоверных. Идите!
Потом Батока вызвал муртазака Жамбая, приказал седлать коня и скакать в отдел к атаману, чтобы тот по его, мурзы, душевной просьбе прислал в Кобанлы на день сабантоя надежный казачий разъезд. Так, на всякий случай…