— Да, да, — загремело над площадью, — ты дело говоришь, сын Алима! Идем в поле сейчас же!
И, плотно сдвинувшись вокруг Бекболата и его вооруженных товарищей, люди пошли на поле мурзы Батоки, на которое они раньше не смели и ногой ступить.
Земля! Что может быть дороже и желаннее ее для бедняка? Она — сама жизнь, мать и кормилица. Надежда на все лучшее. Теперь он будет обрабатывать ниву для себя. Для себя бросит в борозды пшеничные и кукурузные зерна. Наконец-то дети его будут избавлены от постоянного голодания.
Бекболат видел, как радостно светились лица людей, и сам был необыкновенно взволнован. А когда начали делить землю, он сказал:
— Батырбек! Отмерь первым Ама́т-агаю.
В стороне от собравшихся стоял мужчина лет пятидесяти, в рваной черкеске и старой лохматой шапке, из-под которой пугливо смотрели большие кроткие глаза. Они видели все, что происходило здесь, но сердце Амата не верило. Как можно делить байскую землю? Все это Амату казалось игрой, забавой, какие бывают в день сабантоя.
Его прозвали за бедность Ярлы́-Амат — бедный Амат. В ауле больше половины людей были бедными. Но такого горемычного бедняка не было: ни козы во дворе, ни жены, ни детей в доме. Вечный раб мурзы Батоки.
Ярлы-Амата пугала опасная затея Бекболата. А вдруг налетят муртазаки и начнут полосовать плетками? И он отходил все дальше и дальше. А когда его окликнули, он поначалу не расслышал.
— Амат-агай! Идите сюда! — повторил Бекболат.
Амат, встрепенувшись, удивился: он впервые слышал, что его называют не «ярлы», а почтительно — «агай», старший брат. Он в растерянности посмотрел на людей.
— Иди, иди, Амат. Вот твоя земля… Твоя, верь нам, — говорил Батырбек, отмеряя саженью землю. — Вот твоя межа… Иди, не робей.
Амат неуверенно подошел к меже, и его обветренные потрескавшиеся губы зашептали:
— Неужто все это наяву? Или… Нет, нет, конечно же, не сон… Да благодарит сына Алима великий аллах!
А Батырбек тем временем шагал все дальше по полю, отмеряя участки. Люди шли за ним радостные, веселые. Весеннее солнце щедро лило лучи на землю, и она, будто дыша, курилась паром.
Тот, кому земля была уже отмерена, стоял у своего участка и глядел вокруг такими счастливыми глазами, словно впервые увидел белый свет.
Нурыш, после того как ему указали, где отныне будет его поле, опустился на колени и, взяв на ладони горсть рыхлой земли, принялся целовать ее…
Все давно разошлись по домам, только Амат-агай еще ходил по своему наделу. Нагибался, брал землю, рассматривал, мял в руке.
— Хороша, очень хороша! — говорил он. — Слава всевышнему! И во сне такое не снилось.
Всю жизнь он пахал байскую землю, а вот теперь будет пахать свою.
— С божьей помощью я тебя обработаю, и будешь ты мягче пуха, родимая, — благоговейно говорил Амат. — Вон там за курганом посею пшеницу. Там — кукурузу. А вот тут немного проса…
И он уже видел перед собой большую чашку с вкусным сюком, приготовленным из жареного пшена…
Его размышления прервал бешеный топот коней. Амат обернулся и увидел двух всадников. Размахивая плетками, они мчались на него. Это были сын Батоки Арсланбек и муртазак Жамбай.
У Амата дыбом встали волосы, похолодело внутри.
Весь день Батока поджидал казачий разъезд, но атаман почему-то не выполнил его просьбу. Не дождавшись казаков, сын мурзы Арсланбек вскочил на коня и понесся в поле. Следом за ним телохранитель Жамбай.
И вот они летят прямо на Амата. Арсланбек не сумел сдержать разгоряченного коня, проскочил мимо, однако успел хлестнуть плеткой презренного кула по лицу. Амат уткнулся в ладони, и в тот же миг плетка Жамбая хлестнула с еще большей силой по спине, рассекла старую черкеску.
Арсланбек повернул коня, закричал:
— Собачье племя! Княжеской земли захотели? Не бывать этому!
Он выхватил из-под бурки обрез.
Раздался выстрел. Амат вздрогнул, раскинул руки, упал, обнимая землю и прощаясь с ней…
НАЛЕТ
Весть о том, что в ауле Кобанлы бедняки поделили байскую землю, разлетелась окрест быстрее ветра. Бекболат на то и рассчитывал. «Для одинокого и ясный день — ночь», — гласит поговорка. Он надеялся, что и в других аулах последуют их примеру, и день сабантоя — праздника первой борозды — станет днем надела земли беднякам.