— Звони, все в порядке! — сказал он, обращаясь к напарнику.
«В порядке?! — удивился Володя. — Так, значит, эти молодчики не знают, о какой именно картине идет речь! Конечно! Это ж обычные шавки! Им сказали забрать картину, они и забрали. А хозяева и не предполагали даже, что после такого мордобоя мне придет в голову ее подменить. Они были уверены, что я отдам то, что нужно. Вот повезло!»
Один из бандитов вытащил мобильник:
— Алло! Угу, я! В общем, забрали… Да, здесь… Конечно, сопротивлялся!.. Хорошо! Сделаем! Угу. И это тоже!
Закончив разговор, он вытащил пистолет и хладнокровно выстрелил.
— Шеф приказал убрать! — сообщил он подельникам. — Испугался, что он сразу после нас к ментам отправится. Еще велел изобразить ограбление.
И молодчики быстро принялись шарить по квартире, выбрасывая на пол вещи из шкафов.
Весть об убийстве Володи потрясла Гришу. А вскоре после похорон ему пришлось узнать и вторую страшную для него новость.
— Картину им твой брат не отдал! — сказала Ирина. — Они даже мне теперь угрожают! — Она пустила слезу. — Просили передать тебе, что сдерут с нас три шкуры, если картина не найдется!
— Да где ж я ее найду?!
— Это твои проблемы! — разозлилась Ирина. — Что ты вечно ноешь! Что, да как, да где! Прижми его жену, наконец! Уж ей-то наверняка известно, где муж мог прятать что-то ценное.
— Господи! Только этого не хватало! Привлечь Яну! Да она еще не опомнилась после похорон!
— Если не привлекать к этому Яну, тогда ей придется в скором времени помогать Веронике обслуживать твои похороны. Может, ты этого хочешь?
Он этого не хотел! Он очень этого не хотел и потому стал делать все, что диктовали бандиты, вплоть до того момента, когда его взяли оперативники на квартире Яны.
ГЛАВА 15
Егор долго не мог уснуть в эту ночь. События прошедшего дня мелькали перед его мысленным взором. Ему виделось то радостное, в счастливых слезах, лицо Яны при встрече с дочкой, то испуганное, бледное лицо Григория, его трясущиеся руки. И снова лицо Яны. Он чувствовал прикосновение ее мокрых соленых губ к его щеке, нежное, беззащитное и такое приятное. А потом… Потом перед ним проплывали хмельные искрящиеся глаза, притягивающие к себе его взгляд и излучающие помимо ее воли запрятанный в самую их глубину призыв. «Призыв ли? — волнуясь, задавал себе вопрос Егор. — Но с какой стати?! Нет, этого не может быть!» — пытался он убедить себя, будто отрицание этого замеченного им факта ставило запрет на его ответные чувства.
Неожиданно зазвонивший мобильник заставил его вздрогнуть.
Флер! Конечно, кто же еще может бодрствовать в это время суток! Он не звонил ей уже три дня. «Обиделась, наверное!» — подумал Егор и потянулся к подоконнику, на котором лежал телефон.
— Алло! Эгор!
— Здравствуй, любимая! — ответил он. — Прости, что не звонил.
— Что случилось? Я волновалась.
— Да я просто закрутился.
— Закрутился? — В голосе Флер послышались нотки обиды.
— Понимаешь, у меня дед в больницу попал.
— Что с ним?
— Предынфарктное состояние!
— О! Мне очень жаль!
— Флер?
— Да, дорогой?
— Ты только ничего не говори моим родителям, хорошо?
— Да!
— Сейчас его перевели в палату, и дело идет на поправку, так что им совсем ни к чему лишний раз волноваться.
— Да, Эгор, я все поняла!
— Как тебе отдыхается, Флер?
— Хорошо, но без тебя так скучно! Когда ты думаешь возвращаться?
— Теперь и не знаю! Все зависит от здоровья деда.
— Я буду ждать тебя, Эгор, и скучать!
— Жди, но старайся побольше развлекаться! Зачем скучать на отдыхе?!
Попрощавшись с Флер, Егор отключил телефон и, шумно вздохнув, откинулся на подушку.
Стоило ему закрыть глаза, перед его мысленным взором снова возник образ Яны. Теперь он видел, как она подносит к губам бокал с коньяком, держа его в обеих ладонях, чтобы теплом усилить аромат напитка. Взгляд его скользнул к плечам, к лицу, на котором глаза сияли не то от радости, не то от коньяка!
И тут вспыхнуло чувство вины перед Флер.
— Нет! Об этом даже думать не следует! — строго сказал он себе.
Сон упорно не шел. Егор встал, зажег светильник, подошел к старинному дедовскому трельяжу и открыл один из верхних ящиков. Там лежал добытый им в Петербурге архив. Покопавшись в желтых потрепанных бумагах, он вытащил дневник Софьи и, открыв его на первой попавшейся странице, принялся читать.
«Сегодня Р.П.А. был грустен. И я не могу объяснить это. Ведь три дня назад мы были с ним так счастливы!»