Жак замер в нерешительности.
— Так нужно, — твердо сказал старший.
— Я так и сделаю, — ответил младший.
Вечерний ужин за столом прошел в молчании. После прощальных слов отца трое детей отправились спать.
На рассвете семья уже провожала Жака. Пьер и Клодина тихонько всхлипывали. Нечего и говорить, лицо Жака оставалось каменным.
— Куда ты направляешься, сынок? — спросил Гринедаль.
— В Париж.
Отец обнял сына и протянул ему кошелек с золотом. Но сын решительно отвел руку.
— У меня есть руки. А золото оставь Клодине. Я накопил пятьдесят ливров. Мне пока хватит.
Тогда отец подал сыну какую-то драгоценность на ленте, которую снял с шеи.
— Это тот самый медальон, который ты нашел, сынок, пять лет назад. Найдешь господина, которому он принадлежал, — вернешь его. Может быть, это напомнит ему о нашем гостеприимстве. Ну, обнимемся напоследок.
Мужские объятия были сдержанными. А когда дошла очередь до Клодины, та бросилась на шею брату.
— За нее, — с чувством произнесла она.
Жак вздрогнул.
— Да, за нее, — повторила она. — Это она меня просила.
Жак от всего сердца обнял сестру. И с пылающим в великих надеждах душой отправился в Париж.
ГЛАВА 3. ДОРОГА В БУДУЩЕЕ
В нескольких сотнях шагов от домика сокольничего дорога довольно круто поднималась вверх по склону холма. На его вершине Жак остановился и оглянулся назад. Его отец с детьми были ещё видны. Посмотрев на них с минуту-другую, Жак ещё раз, но уже мысленно, простился с ними. Затем окинул взглядом всю округу. Пейзаж имел вид мирный и живописный. Самое суровое сердце не могло бы устоять от мысли, что с этим приходится расставаться. А ведь Жак ещё и расставался со своей любовью, хотя и не навечно, как полагал. Но мы не будем наводить грусть на читателя (хоть и приятную, но все же грусть!). А если уж ему все же захочется погрустить, пусть закроет на время нашу книгу и вспомнит что-нибудь подобное из своей жизни. Ведь у каждого были такие минуты, и мы уже второй раз полагаемся на опыт читателя.
Продолжив путь, Жак после ночи, проведенной в Фоканберге, прибыл во Фрюже. Здесь на постоялом дворе он столкнулся с группой местных жителей, бежавших от солдат из армии венгров и хорватов, нанятых испанским правительством для войны во Фландрии. Те рыскали в округе с целью поживиться какой-либо добычей. Жак осведомился у беженцев, далеко ли враг.
— Кто знает? — пожал тот плечами. — Может, в десяти лье, может, в сотне шагов. Эти разбойники рыщут повсюду.
Жаку ничего не оставалось, как двинуться наудачу в свой путь. Не встретив ни венгров, ни хорватов, он, пройдя изрядное расстояние, присел у дороги — отдохнуть в тени и пообедать. Занятый мыслями о доме, о Сюзанне, о своих будущих успехах, он не заметил, как погрузился в сон.
Проснулся Жак от шума. Его обступили шесть-семь всадников, а ещё парочка занималась его вещевым мешком. Жак было бросился на них, но сильный удар свалил его с ног, и он неподвижно распростерся на земле.
И трех минут не потребовалось парочке грабителей, чтобы отстегнуть его мешок, а заодно прихватить и одежду. Затем раздался топот копыт и все — мешок, всадники, одежда Жака — исчезло. Жак поднялся, вышел на дорогу и огляделся. Вдали стлался дым: горели две деревни. На берегу большого ручья группа кавалеристов двигалась в походном порядке. Жак никогда не видел такой униформы: белая, с желтыми отворотами куртка и черные рейтузы.
Сбоку ехал всадник, без сомнения, их командир. Повинуясь безотчетному порыву, Жак устремился к нему. В конце концов, если король испанский и император германский вели войну с королем французским, это не должно было касаться путешественников.
Раздетый юноша, двигавшийся наперерез, не мог быть не замечен командиром.
— Чего тебе? — грубо поинтересовался он.
— Справедливости, — ответил Жак.
Командир усмехнулся. Ехавшие рядом два всадника быстро обменялись несколькими словами. Их резкий гортанный выговор поразил слух Жака.
— На что ты жалуешься?
— У меня отобрали одежду, мешок, деньги, все вещи…
— На тебе же осталась кожа, а ты жалуешься, шут гороховый!
Жак понял, что ошибся в ожиданиях.
— Но я же сказал, что…
— Я тоже сказал.
Командир повернулся к своим офицерам и о чем-то поговорил с ними. После их ответа он обратился к Жаку:
— Француз?
— Да.
— Откуда?
— Из Сент-Омера.
— Тогда ты должен знать дорогу во Фландрию.
— Знаю, и очень хорошо.
— Вот и веди нас, а то твои соотечественники уносятся от нас, как стая канареек. Пошел!
Жак не двинулся с места.
— Ты слышал?
— Прекрасно.
— Тогда марш.
— Я остаюсь здесь.
— Ты действительно останешься здесь! — вскричал командир, и выхватив пистолет, толкнул Жака.
— Ну, ты пойдешь?
— Нет, против своих я служить не буду и никуда вас не поведу. — Голос Жака дрожал от решимости.
Несколько мгновений пистолет торчал перед глазами Жака, затем медленно опустился.
— Значит, ты нас не поведешь?
— Нет.
— Тогда мы тебя поведем.
Послышалась команда на незнакомом языке, и несколько солдат схватили и связали Жака.
— Ты обзаведешься прекрасным галстуком из недоуздков, — заявил командир. — К нему мы добавим самую изящную ветку на самом красивом дубе. И сделаем из тебя пример всем жителям Артуа.
Солдаты бросили Жака на свободную лошадь, как мешок, и отряд двинулся к Эсдену.
Лежа поперек лошадиного крупа и предаваясь горьким мыслям, Жак через некоторое время осознал, что положение внушает кое-какие надежды. Получилось так, что его лошадь оказалась не слишком резвой. Постепенно Жак не просто оказался в хвосте колонны, но и вообще вне поля зрения всадника, которому было приказано его сторожить. Бывает ведь и так: на войне, как в жизни, всякое случается. Улучив момент, Жак соскользнул с лошади и бросился в поле.
Пройдя с четверть часа по дороге в Сен-Поль, Жак нагнал группу кавалеристов с пехотинцами, усаженными на крупы коней. Шедший за группой часовой обернулся и с удивлением заметил Жака, идущего в одних штанах.
— Отведите меня к вашему начальнику, — обратился к нему Жак.
Начальник, щеголь с тонкими черными усиками и румяными щеками, ему сразу понравился. Он с минуту смотрел на Жака, затем улыбнулся и сказал:
— Если ты француз, ничего не бойся, ты среди французов.
— Вы приняли меня за шпиона?
— Лишь поначалу. Но ты нас не боишься, значит, просто проводишь нас на место, где покинул своих обидчиков.
— То были наемники. Они шли в монастырь Святого Георгия рядом с Бергенезом. До них сейчас не больше лье.
Начальник снабдил Жака одеждой, саблей и пистолетами.
— Ты когда-нибудь брал в руки эти игрушки? — спросил он.
— Дайте мне встретить тех бандитов, и увидите.
И две сотни всадников с гренадерами на крупах лошадей пополнились ещё одним.
— Да ты сидишь в седле, как старый кавалерист! — воскликнул начальник, скакавший рядом с Жаком.
— Этому меня научил в Сент-Омере отец.
— Так ты оттуда? А не знаешь ли ты сокольничего Гийома Гринедаля?
— Это мой отец.
Офицер пристально взглянул на юношу.
— Я часто сиживал на коленях старины Гийома. Ты, стало быть, Жак? А кто такой д'Ассонвиль, ты помнишь?
— Это же наш благодетель! — воскликнул Жак.
— А я его сын, Гастон д'Ассонвиль. Мой отец умер, но его сын — твой друг.
ГЛАВА 4. СТЫЧКА
Отряд легкой кавалерии под командой Гастона д'Ассонвиля остановился в десяти минутах пути от монастыря Святого Георгия.
— Что поделывает аббат? — С таким вопросом Гастон обратился к местному крестьянину, принесшему известие, что в монастыре мародеры.
— Долбит землю, — ответил сей муж. — Ему нужен погреб.