Бела Куна радовало, что венгерские эмигранты не желают отрываться от родины, хотят поставить на службу Коммунистической партии Венгрии все свои знания и опыт в рабочем движении. Он частенько приезжал на заводы или в учреждения, где работали венгерцы, и с нескрываемой радостью выслушивал похвалы того или иного директора предприятия в адрес венгерского рабочего или инженера.
После такого посещения он обычно приглашал к нам в гости названного товарища, беседовал с ним о заводе, о планах, о производительности труда и непременно об отношении к венгерскому рабочему движению. Если кто-нибудь поругивал техническую отсталость завода или говорил о том, что русские рабочие не так квалифицированны, как венгерские. Бела Кун каждый раз отвечал, что не надо «спасать» русский рабочий класс, он уже спас самого себя, знает условия своей страны и работает соответственно этим условиям.
После приезда большинство политэмигрантов жили в общежитии на Воронцовом поле. Но, устроившись на работу, получали постепенно квартиры и, несмотря на это, еще долгое время считали родным домом особняк на Воронцовом поле. По окончании работы приходили туда, занимались или попросту беседовали Друг с другом.
Жажда знаний у политэмигрантов была очень велика. Поэтому и стар и млад требовали, чтобы организовали политкружки, научные кружки, кружки по изучению русского языка. Без этого, говорили они, многое непонятно из того, что происходит в России. Кружки по изучению русского языка удалось быстро организовать, и товарищи, кто с большим, кто с меньшим трудом, все научились говорить по-русски, правда, с отличным венгерским произношением.
Что касается политкружков, их не так просто было организовать. Недоставало хорошо подготовленных руководителей, а главная трудность заключалась в том, что большинство материалов было на русском языке. Бела Кун и тут постарался найти выход. Он собирал у себя вечерами руководителей кружков и семинаров и обсуждал с ними предстоящие лекции и занятия, а когда это было необходимо, помогал даже в переводах разных русских текстов, ибо к этому времени он уже хорошо знал русский язык.
Началась перерегистрация венгерских коммунистов в РКП(б). Это была тоже не простая процедура, ибо в каждом случае происходили споры из-за стажа. Потом решили, что партийный стаж венгерских коммунистов будет считаться с 1918 года, а в личное дело запишут отдельно, с какого года данный товарищ участвует в рабочем движении.
Прошло несколько месяцев с приезда первой группы политэмигрантов в Москву. Теперь уже одна группа приезжала за другой. «Старички» устраивали «новичкам» торжественную встречу на вокзале, обещали помогать им во всем. «Мы уже коренные москвичи, — кричали они между объятиями и поцелуями, — мы вам все покажем!»
Разумеется, повседневная жизнь породила свои заботы. Непривычный климат, непривычное питание, жизнь в общежитии или в коммунальной квартире — все это нервировало людей, вызывало между ними раздоры. Но ведь без этого еще ни одна эмиграция не обходилась. Бела Кун терпеливо старался устанавливать мир и покой, примирять тех, кто поссорился. При этом он всегда ссылался на то, что действительно объединяло политэмигрантов; все они стремились включиться в работу КПВ, всех заботила дальнейшая судьба Венгрии и венгерского рабочего движения, все хотели участвовать в подготовке новой венгерской революции.
Политэмигранты в большинстве понимали, что Россия является для них не только местом убежища, но что она послужит отличной школой революции, что здесь они приобретут необходимый опыт, — увы, его так недоставало в революцию 1918–1919 годов, — научатся у русского рабочего класса, как надо завоевывать власть, а главное, как удержать ее, пусть даже ценою трудностей и лишений.
При устройстве на работу политэмигрантов исходили из того, что надо познакомиться со всеми отраслями народного хозяйства и со всеми органами управления. Поэтому венгерских политэмигрантов можно было встретить всюду: на заводах, на фабриках, в наркоматах, в научных институтах, в школах, в совхозах, в армии, в редакциях, в газетах, в органах государственной безопасности и т. д.
Например, уже в 1920 году были организованы военные курсы для венгерцев, где шла переподготовка командиров — участников гражданской войны. Такие воинские учреждения были и в Баку и в Петрограде. Бела Кун держал с ними постоянную связь, навещал их и старался во всем помочь. На эти курсы был командирован и кое-кто из политэмигрантов.
Из бывших военнопленных многие окончили и военные академии (Варга, Гавро, Кидаиш, Капитань). Эти товарищи в гражданскую войну командовали крупными военными подразделениями. Пусть им, как и многим другим, не удалось поставить свои знания и опыт на службу Венгерской Красной армии, все же их, этих венгерских интернационалистов, героических защитников русской революции, можем считать мы первыми бойцами венгерской рабоче-крестьянской армии.
Еще в 1920 году писал Бела Кун бакинским курсантам: «Вы первые венгерские пролетарские командиры. Берегите свое достоинство воинов революции. Приобретайте военные знания. Закаляйтесь физически, развивайте свое коммунистическое самосознание и будьте крепки как сталь, чтобы ни колебания, ни размягченность не могли овладеть вами…»
В 1922 году — после мартовского выступления в Германии прошло больше года — Ленин пригласил к себе Бела Куна и спросил, не хочет ли он поехать на некоторое время на партийную работу в Екатеринбург.
Ленин пришел к этому решению потому, что кое-какие эмигрантские группы за границей никак не желали прекратить кампанию против Бела Куна, напротив, все больше и больше расширяли ее. И Ленин со свойственной ему мудростью решил, что ответственная работа в Российской партии не только займет и отвлечет Бела Куна, но будет и лучшим оружием против распространявшейся клеветы.
Ленин отлично знал, что такое жизнь в эмиграции и какова бывает ситуация после подавленной революции, — все это он испытал и сам. Характерен для его спокойно-мудрого взгляда на вещи следующий эпизод. Я привожу его со слов одного старого венгерского коммуниста. В 1921 году Ленин, встретившись с венгерскими товарищами, спросил: «Ну, как, драка идет? Обсуждается, кто виноват, кто ошибся, кто чего упустил?» — «Идет!» — ответили венгерцы. «А сколько групп дерется?» — спросил Ленин, «Три или четыре…» — «Так мало? — и Ленин засмеялся. — У нас после революции пятого года больше десятка групп старались спихнуть друг на друга вину за поражение».
Когда в различные страны Европы дошла весть о том, что Бела Кун послан на партийную работу на Урал, то те же клеветники из эмигрантских групп начали распространять, что Бела Куна отправили в ссылку. Правда, и для них скоро стало ясным, что это попросту сплетня, не говоря уже о том, что отправить в ссылку руководителя пролетарской революции, да и вообще пролетарского революционера, было бы несовместимо с ленинским духом.
Итак, Ленину обстановка была понятна, а любя и ценя Бела Куна, он хотел ему помочь. К тому же и на Урале было сложное положение и сильные, теоретически подготовленные работники там были нужны.
В ту пору Урал был крупнейшим, самым важным промышленным центром. Введение нэпа там происходило с большим трудом. Эсеры, используя экономические и политические трудности, довольно успешно агитировали против политики партии, стараясь привлечь на свою сторону не только потомственных рабочих уральских заводов, но даже и часть армейских работников.
Партия делала все для того, чтобы завоевать массы уральских рабочих и интеллигенции, потому-то было принято решение о создании Уралбюро ЦК, одним из членов которого и стал Бела Кун.
Он с радостью принял это важное назначение. Из Москвы уехал со спокойной душой, ибо важнейшие вопросы, связанные с политэмигрантами, были уже в принципе решены, а осуществить эти решения на практике можно было и без него. Надо сказать, что перед отъездом Бела Кун позаботился о соответствующих заместителях и, кроме того, выхлопотал для политэмигрантов еще и подмосковный дом отдыха.
Я с грустью приняла весть о новой разлуке, но Бела Кун сказал, что как только он освоится в новой обстановке, я с сыном поеду к нему, а сестра с Агнеш останутся в Москве.