Правда, в Екатеринбурге, где еще не были уничтожены все последствия гражданской войны, в том числе и бандитизм, слухи эти были подчас обоснованы. Но если б была верна даже десятая доля тех небылиц, которые каждый день распускались по городу, то жизнь уже давно замерла бы.
А она не замирала. Напротив. Люди упорно работали, чтобы как можно скорее залечить раны, нанесенные войной и разрухой. При этом они ухитрялись еще и ходить в театр, в кино, в клубы. Екатеринбург и всегда-то славился своей превосходной оперной труппой, так что оперный театр и в те годы был набит битком. После спектаклей публика преспокойно расходилась по домам, но уже наутро весь город был полон слухов, что бандиты напали на возвращавшихся домой людей, раздели всех и, более того, многих даже поубивали. Чтобы представить нервозность атмосферы того времени, расскажу про один случай, который произошел с нами.
В один из летних дней в милицию поступило сообщение, что бандиты готовятся напасть на нашу дачу. Эта дача принадлежала партийной школе. В ней жили директор школы с матерью, некий профессор из меньшевиков, культурный и приятный человек с отвратительной мещанкой женой, которая только и знала, что собирала по городу самые жуткие слухи. Приезжая на дачу, она поверяла их мне «под страшным секретом». «Ириночка, Ириночка, — говорила она шепотом, — вы только никому не говорите. Рассказывают, что по улицам ходит старушка, останавливает прохожих и предлагает им мясо продать. Заманивает к себе в дом, люди-то доверчивые, идут за ней, а там их убивают, на куски режут. Только вы никому не говорите!» Так привозила она каждый день новую небылицу, от которой мурашки бегали по спине.
Ввиду того что готовящееся нападение носило и политический оттенок, органы ЧК проявили большое усердие. Один из сотрудников ЧК посетил директора партийной школы и рассказал ему, что готовится ночью, точно изложил план защиты дома и задачи, которые будут возложены на обитателей-мужчин. Бела Кун был как раз в командировке, так что на даче оставалось только двое мужчин. Нам, женщинам, выделили одну комнату и распорядились, чтобы мы не зажигали света и никуда не выходили.
В условленный час все заняли свои места. Мать директора партшколы и меня попросили перейти в комнату с окнами во двор. Мы погасили свет. Я всю ночь простояла у окна, а старуха почти тут же заснула и громко-громко храпела на всю комнату.
Уже светало. А я все еще не отходила от окна, ожидая бандитов.
Наступило утро. Ничего не случилось.
Согласно одному «предположению» бандиты отложили свою вылазку, ибо узнали, что их кто-то выдал. Согласно другому — все это был попросту результат очередного слуха.
Для нас нападение бандитов на том и закончилось, но тем печальнее завершилось оно для милиционеров. Со скуки они выпили лишку, а утром их за это хорошенько взгрели, потом даже сняли с работы.
Бела Кун вернулся на другой день. Когда мы рассказали ему о ночном происшествии, он весело потешался над нами: вот, мол, тоже «мещане», поддались дурацким слухам.
К печальным пережиткам войны и разрухи относились и попавшие на улицу сироты, которых коротко называли беспризорниками. И одной из первых забот Советского правительства было устройство беспризорных ребят в детские дома. Правда, это было сопряжено с огромными трудностями еще и потому, что таких ребят было слишком много.
Голодные, разутые, черные от грязи, в развевающихся лохмотьях, сидели они в жару и в стужу на улице и ждали, чтобы кто-нибудь бросил кусок хлеба или какие-нибудь объедки. До сих пор звучат в ушах слова, с которыми компания беспризорников останавливалась у меня под окном, чтобы получить кусочек хлеба. «Тетенька, дай мине хлебца, тетенька, дай мине хлебца!» — пели они на какой-то свой протяжный мотив. Получив заранее приготовленную порцию, убегали. Но проходило всего лишь несколько минут, и под окном выстраивалась новая группа ребят.
Нынешняя советская молодежь знает о беспризорниках только по книгам и рассказам. А мне лично не раз приходилось встречать весьма почтенных людей, которые, как выяснялось впоследствии, в детстве были беспризорниками.
Расскажу немного и о работе с интеллигенцией.
В первые годы Советской власти немало было профессоров, врачей, инженеров и литераторов, которые старались внушить молодежи старые и подчас реакционные взгляды. Частично им это удавалось, ведь тогда еще большинство студентов были выходцами из буржуазной среды. Стремились вербовать себе сторонников в среде студенчества и разные оппозиционные группировки.
В ту пору в Екатеринбурге жил один весьма почтенный профессор, великолепный знаток своего дела, которого студенты уважали и любили. Однако этот авторитетный ученый на каждой лекции в той или иной форме восхвалял старый и всячески поносил новый строй.
Бела Кун как-то позвонил ему и пригласил к себе. Профессор поначалу отнекивался, ссылаясь на занятость, потом согласился все-таки, и они условились о встрече.
Разговор зашел о разных университетских делах. Сперва профессор держался замкнуто, почти враждебно, когда же оказалось, что этот «коммунист» «довольно хорошо» ориентируется в науке, «довольно образован», профессор чуточку оттаял. Теперь уже он с изумлением разглядывал Бела Куна и никак не мог взять в толк, что, собственно, понадобилось от него этому «венгерскому большевику» и какое ему дело до внутренних дел Екатеринбургского университета.
Бела Кун заметил колебания профессора, но все еще ждал, не переходил к основной цели встречи. Так они любезно беседовали на разные темы, потом Бела Кун поблагодарил за приятно проведенный вечер и пригласил профессора навещать его и впредь. Он вежливо пообещал, и только после этого подошел Бела Кун к главной цели своего разговора. Он попросил «товарища профессора» всегда откровенно высказывать любые свои сомнения или критические замечания о новом строе и новых порядках в университете, причем высказывать ему, а не студентам. «Мне вы можете говорить все что угодно, — сказал Бела Кун, — ручаюсь, что за это у вас не будет никогда никаких неприятностей. Но если вы по-прежнему станете пичкать студентов антисоветскими разговорами, я должен честно сказать, это может кончиться нехорошо!»
На том они и расстались.
И как ни удивительно, профессор навещал иногда Бела Куна и пусть даже не изливал ему до конца душу, однако делился многими сомнениями, а в университете прекратил антисоветскую агитацию.
Надо сказать, что эти беседы принесли пользу не только профессору, но и самому Бела Куну. Такие и подобные беседы помогли ему ощутить и понять проблемы старой русской интеллигенции, научили подходить к вопросу преобразования высшей школы не догматически и «архиреволюционно», а рассматривать его, исходя из реальной ситуации.
В статье «Поможем университетам» Бела Кун писал: «Каждый рабочий должен понять, что университет в настоящее время совсем не то чуждое для него учреждение, каким он был в буржуазном государстве. В настоящее время высшая школа, правда, пока еще не в целом, является, однако, кузницей новой, рабочей интеллигенции…» И продолжал он свою статью так: «…одновременно с улучшением положения университетских учреждений и студенчества нужно обратить также внимание и на улучшение положения профессуры. При том материальном положении, в котором сейчас находится профессура, достигнуть удовлетворительных результатов работы невозможно… Та часть профессуры, которая ждала, а может быть, и ждет изменения своего положения от изменения политической обстановки или уступок, ошиблась и ошибается. Она увидит, что улучшение и материального и морального положения профессуры считает своей задачей Советская власть»[95].
Даже по этим нескольким строчкам можем мы судить о том, что Бела Кун не страдал ни комчванством (а такая болезнь существовала), ни махаевским отношением к интеллигенции (это заболевание еще тоже не ликвидировано окончательно). Он принадлежал к тем высокообразованным большевикам ленинской гвардии, которые никогда не шли на принципиальные уступки буржуазной интеллигенции, однако не боялись вступать с ней в разговоры, в теоретические споры и, надо сказать, в большинстве случаев выходили победителями из этих словесных битв. И не мудрено, потому что они были образованные марксисты, знали историю, историю философии, историю экономических учений, потому-то и не боялись выходить сражаться на территорию противника, не раз побивая его собственным оружием.