Комсомольцы той поры были по самую макушку начинены революционной романтикой, которую большинство с нетерпением жаждало претворить в революционное дело.
Идеалами их были народовольцы, большевики-подпольщики, прошедшие тюрьмы, каторгу и ссылку, герои гражданской войны. Излюбленным чтением их (я сужу об этом, даже по своим детям, тогда, правда, еще маленьким) были напечатанные на серой бумаге, с силуэтом Петропавловской крепости на обложке, книги «Историко-революционной библиотеки», различные издания Истпарта. Потому-то и тянулась, очевидно, молодежь к Бела Куну, который был для них тоже романтической фигурой, человеком, который возникал повсюду, где надо было сражаться за революцию.
Недавно, уже после первого издания моей книги, довелось мне прочесть воспоминания Александра Мильчакова, одного из комсомольских руководителей тех лет. И так мне стало приятно, будто он откликнулся на мои слова, будто для того и написал, чтобы восстановить в моей памяти время, когда Бела Кун был очень счастлив, работая с молодежью.
«Впервые я увидел Бела Куна, — пишет Мильчаков, — в октябре 1920 года на III съезде комсомола. Бела Кун сидел на сцене. Его лицо запомнилось добрым и благожелательным, он с явным интересом слушал выступления делегатов. Видимо, в связи с записками председатель объявил: «С нами товарищ Бела Кун». Мы долго аплодировали, выражая горячие симпатии венгерским коммунистам и их руководителю.
В 1923 и 1924 годах члены ЦК комсомола часто встречались с Бела Куном и вместе работали. Этот период деятельности Бела Куна можно назвать «комсомольским».
Центральный Комитет РКП(б) нашел тогда необходимым, кроме обычных форм связи с комсомолом, иметь в Центральном Комитете РКСМ постоянного представителя, работающего непосредственно в Цекамоле. Такой факт — единственный в истории комсомольского движения.
Держу в руках протокол заседания бюро ЦК РКСМ от 2 октября 1923 года, читаю строки: «Ввести товарища Бела Куна в бюро ЦК РКСМ», и живо вспоминаю обстановку и нашу первую беседу… Я сижу напротив Бела Куна. Бела Кун ведет беседу очень тактично, я сказал бы даже осторожно, больше спрашивая и побуждая собеседника рассказывать. Нам, двадцатилетним, Бела Кун казался «стариком», хотя этому старику было всего 37 лет…
Тот факт, что в молодежный ЦК пришел великовозрастный человек да еще иностранный коммунист, уполномоченный усилить партийное руководство, утихомирить страсти чрезмерных споров между молодыми, мог вызвать опасения: не станет ли он опекать нас, молодых, навязывать свое мнение. Опасения эти быстро рассеялись, Бела Кун вдумчиво, с большим пониманием подходил к юношеским проблемам.
…В траурные дни января 1924 года Бела Кун вместе с нами участвовал в работе экстренного пленума Центрального Комитета РКСМ, присвоившего комсомолу и пионерской организации имя Ленина, в выработке обращения ЦК комсомола ко всем членам союза и молодым рабочим и крестьянам в связи с кончиной Ленина.
…На XIII съезде партии Бела Кун находился в числе делегатов от ЦК РКСМ. Я видел, как зарубежные товарищи, приветствуя его, называли «комсомольцем», а Бела Кун добродушно отшучивался.
…В нашем представлении, работников юношеского движения, Бела Кун находился в числе партийных деятелей, пользовавшихся неизменным уважением и любовью молодежи… Он был весь «свой» коммунист-интернационалист, друг и товарищ в наших радостях и горестях.
…Надежды старшего поколения революционеров, обращенные к молодежи, он ярко выразил в словах, сказанных на съезде молодых рабочих Венгерской советской республики в Будапеште 20 июня 1919 года:
«Вы, юные пролетарии, пройдете такую духовную перестройку и обретете такое сильное чувство солидарности, что заслужите себе право жить при социализме. Это такая цель, ради которой стоит бороться, стоит идти на любые жертвы. Поэтому боритесь, учитесь, старайтесь обрести новую мораль, которая позволит вам так жить при социализме, как это требуется от людей, желающих пользоваться плодами социализма».
Хорошие слова привел товарищ Мильчаков, и хотя сказаны были они в 1919 году, однако не мешает их вспомнить и десятилетия спустя.
И что слова Бела Куна дошли тогда до молодежи, свидетельство тому и воспоминания Мильчакова.
Прошел 1923 год. Наступил 1924-й. Январь месяц.
Умер Ленин.
Началась новая эпоха в жизни Советского Союза.
Да и в нашей жизни.
«Herr Doktor»
В конце -1923 года Бела Кун был назначен заведующим отделом агитации и пропаганды Коминтерна.
Приближался V конгресс Коммунистического Интернационала. Он поставил перед иностранными партиями очень важные задачи: расширение тактики единого фронта, большевизации партии, вернее сказать, создание таких партий, которые ставят себе целью взятие власти. Все это в значительной степени подняло роль отдела агитации и пропаганды. И Бела Кун, который до этого только и говорил, что писание тезисов и резолюций «не его хлеб», и, в сущности, тосковал по уральским заводам, вынужден был есть этот хлеб — заняться «писаниной».
Так как в дневные часы он вел переговоры с представителями различных партий, с товарищами, приехавшими из разных стран, то писать он мог уже только по вечерам. Случалось, что он работал со своими сотрудниками допоздна, занимая всю квартиру, оставляя семье только одну комнату, где все ложились спать. Если какая-нибудь из машинисток совсем выбивалась из сил — диктовал ведь не один Бела Кун, а и другие товарищи, — то вызывали меня и усаживали за машинку. Я хоть и не была профессиональной машинисткой, однако охотно бралась за работу, так как рада была помочь. Но радость эта каждый раз оборачивалась печалью, как только Бела Кун вычитывал рукопись и упрекал меня за опечатки. Я обижалась, заявляла, что никогда больше печатать не буду, но обещание свое держала лишь до тех пор, пока меня не просили вновь.
Кроме отдела агитации и пропаганды, Бела Кун работал и в Исполкоме Коминтерна в качестве представителя Компартии Венгрии. Так что работы у него было по горло. Кроме того, он считал еще своей первоочередной задачей помощь венгерским политэмигрантам. Большая часть их заслуживала поддержки уже ради своего революционного прошлого, но для Бела Куна самым главным было другое: он хотел воспитать большевистские кадры для будущих боев КП Венгрии.
Непосредственное участие в работе Венгерской компартии было самым горячим желанием не только Бела Куна, но и всей московской эмиграции.
Использование опыта русской большевистской партии применительно к условиям Венгрии, организация материальной помощи КПВ — все эти задачи были тепло и искренно встречены большинством политэмигрантов.
Жизнь их уже более или менее вошла в колею. Все устроились на работу, получили жилье. А поэтому самое время было поставить на повестку дня вопрос о реальной поддержке венгерского рабочего движения.
Но для этого нужно было прежде всего создать условия. Наиболее целесообразным представлялось учреждение политического клуба.
Бела Кун обратился в Московский комитет партии с просьбой предоставить здание, где можно было бы учредить клуб политэмигрантов. В Москве существовал уже латышский клуб.
МК партии передал венгерским политэмигрантам дом 18 по Леонтьевскому переулку (ныне улица Станиславского), в котором осенью 1919 года был произведен взрыв и жертвой покушения анархистов стал секретарь Московского комитета партии В. М. Загорский.
Здание это надо было основательно отремонтировать, поэтому под клуб отвели пока временное помещение на Новой Басманной. Там сразу же создали кружки, начали читать доклады и лекции. Но успешной работе мешало ощущение того, что все это временно. По-настоящему работа пошла только тогда, когда открылся клуб в Леонтьевском переулке.