Нагромождение стаканов. Кадр из фильма «Проклятие»
«Неон курсивных букв». Кадр из фильма «Проклятие»
Само собой, мы увидим, как посреди бала завяжутся или прервутся отношения между четырьмя персонажами, находящимися в центре фильма. В кратких эпизодах мы увидим, как каждый из этих четверых заговорщиков обманывает других, пока под утро дело не кончится доносом в полицию. Дьявол заставит их кружить по кругу, как плясунов в хороводе. Но дьявол – в конечном счете это просто-напросто туман, ветер, дождь и грязь, которые проникают сквозь стены и одежду, чтобы воцариться в сердцах. Таков закон повторения. Имеются обычные люди, они ему подчиняются, а то и подражают, водя в праздничные дни радостные хороводы. И имеются персонажи истории, пытающиеся от него ускользнуть. В самом деле, без какой-то истории не обойтись. Но, как говорит Каррер, все истории несут в себе разрушение: это истории, в которых пробить стену повторения пытаются ценой еще большего погружения во «внутренний дождь», в грязь разложения.
Танцы под дождем. Кадр из фильма «Проклятие»
Чтобы имела место история, необходимо и достаточно, чтобы имело место обещание ускользнуть от закона дождя и повторения. В «Проклятии» им оказывается обещание владельца кафе выплатить 20 % комиссионных от выручки за некий неуточненный товар, который надо будет доставить за трехдневное путешествие. Держатель заведения предлагает заработать Карреру – ему это могло бы пригодиться, поскольку он только и знает, что слоняется по городским кафе. Но подобное приключение для Каррера слишком. И тут не только черта характера. Типичный персонаж Белы Тарра – это впредь человек у окна, тот, кто смотрит, как на него наступают вещи. И смотреть на них – значит дать им себя захватить, отклониться от нормальной траектории, которая обращает запросы извне в позывы к действию. Чтобы действовать, впрочем, позывов недостаточно. Нужны цели. Некогда целью являлось зажить лучше в уютном семейном гнездышке. Но с концом социализма эти скромные мечтания о почерпнутой из коллективного процветания личной доле размывается. Новый лозунг – уже не быть счастливым, а победить. Быть на стороне тех, кто побеждает, вот что предлагается Карреру. Такой в «Гармониях Веркмейстера» [Werckmeister harmóniák, 2000] будет великая мечта мадам Эстер, а в «Сатанинском танго» – урок, преподанный злобным проказником Шаньи его недоумочной сестре. Но нет человека, над которым могла бы взять верх сама маленькая Эштике. Единственную победу она одержит над своей кошкой, которую замучает и отравит в амбаре, пока снаружи свирепствует дождь.
В этом заключается проблема, позволяющая высмеять рассуждения и уловки «победителей»: ни дождь, ни повторение победить невозможно. Каррер – шопенгауэрианец, как и выдумавший его романист Ласло Краснахоркаи, который вместе с «Проклятием» входит во вселенную Белы Тарра. Ему ведомо лежащее в основе вещей небытие воли. Он не хочет, по его словам, смотреть на дождь на манер шелудивой собаки, дожидающейся луж, чтобы из них напиться. Зато он знает такого рода собаку и может порекомендовать ее мошеннику. Это погрязший в долгах муж любимой им женщины: певицы в кабаре, которую он приходит послушать в полутьме «Титаника», когда она с закрытыми глазами нашептывает в сопровождении упрямых арпеджио сумеречную песенку со столь же упрямо повторяющимися словами: «Все кончено… Вот и конец… Другого не будет… Никогда не будет…».