Следует признать, что в период так называемой либерализации 2015–2016 годов власть весьма успешно заигрывала с гражданским обществом, спекулируя на интуитивной тяге людей к национальному объединению перед внешней угрозой. Центральное место здесь занимает так называемая мягкая беларусизация, под которой подразумевалась постепенное расширение практики использования беларуского языка и популяризация национальной культуры. Особенность этой «мягкой беларусизации» заключалась в том, что государство в ней почти не участвовало. То есть не шло речи об увеличении количества беларускоязычных учебных заведений, усиленной поддержки государством национальных культурных проектов, переходе госучреждений на беларуский язык или квотировании беларускоязычного контента на радио и телевидении. Речь шла о лишь о том, что проявление национальной идентичности больше не воспринималось властью в штыки.
Придя к власти в 1994 году, Лукашенко отменил национальный бело-красно-белый флаг и герб «Погоня», сделал русский язык государственным, а также взял курс на глубокую интеграцию с Россией. Его оппоненты соответственно выступали за беларуский язык, использовали национальные символы и протестовали против союза с Москвой. В итоге большую часть правления Лукашенко общественно-политическая жизнь характеризовалась противопоставлением откровенно пророссийской власти и национально ориентированного гражданского общества. Противостояние порождало абсурдные стереотипы: например, многими использование беларуского языка априори воспринималось как признак принадлежности к оппозиции. Ношение национальной символики — бело-красно-белого флага или герба «Погоня» — как демонстрация революционных взглядов. Самое главное, что такое отношение культивировала в первую очередь сама власть — беларуский язык и национальная атрибутика были для них чем-то вроде отличительной черты «пятой колонны» и «отморозков» (именно так Лукашенко называл оппозицию). За «Погоню» и бело-красно-белый флаг на улице — вполне могли привлечь к административной ответственности, оштрафовать или бросить на «сутки». Поэтому, когда власть вдруг стала относительно лояльно воспринимать национальные символы — это выглядело как настоящий прорыв.
«Мягкая беларусизация» шла исключительно снизу. В 2014 году среди молодежи внезапно возникла мода на одежду с национальными орнаментами — вышиванки и вышимайки. В вышиванках стали фотографироваться известные спортсмены, музыканты и модели. Ночные клубы проводили вечеринки в национальном стиле. Беларуский язык и национальную атрибутику начал успешно использовать в рекламе и своих имиджевых проектах бизнес. Выросла популярность частных курсов по изучению беларуского языка. Власть не только не стала воевать с модной тенденцией, но даже постаралась использовать ее. Например, Беларуский республиканский союз молодежи (БРСМ — лукашенковский аналог комсомола) стал проводить Дни вышиванки, а министр иностранных дел Владимир Макей с супругой даже появлялись в вышиванках на публике. По общему убеждению на все эти процессы значительное влияние оказала российско-украинская война. «Драматические события в Украине действительно обострили, актуализировали вопрос беларуской национальной идентичности. Это наша война, это не наша война — а мы, собственно, кто?» — рассуждал политический аналитик Юрий Дракохруст в эфире беларуской службы «Радио Свобода» в июне 2016 года.
Война России против Украины, вероятно, действительно подтолкнула беларускую власть к мысли, что национальная идентичность — это вовсе не так плохо. В плане имиджа такое проявление «нерусскости» было полезно, и при этом оно не несло никакой угрозы для власти — ведь вся эта мода на вышиванки в своей основе была абсолютно аполитична. Мысль об инаковости беларусов и их истории от россиян стала периодически проскальзывать в риторике представителей власти. Но о кардинальном повороте речи не шло. Лукашенко, конечно, мог призвать Москву уважать независимость Беларуси. «Мы — самостоятельное суверенное государство, живущее с вами в одном доме, но имеющее свою квартиру, пусть маленькую, небольшую, но свою квартиру», — подчеркивал в послании Национальному собранию в 2016 году. Но затем, буквально через несколько секунд, высказывался в унисон одиозному заявлению Путина о «разделенном народе»: «Мы, еще раз подчеркиваю, — один народ».