Еще издали она услыхала шум работающего мотора. Машина Тургиных с открытым капотом стояла у их дачи. Тургин вытирал руки паклей — видимо, он что-то исправлял.
— Павел Александрович, здравствуйте! Вы не в город собрались? — спросила Оксана.
— В город.
— Можно с вами?
— Пожалуйста. Оксана Васильевна… Вам куда?
— Из-за дождя выходной. Надо хозяйством заняться.
— Прошу вас. — Тургин распахнул дверцу
В это время из окна высунулась повязанная широкой лентой курчавая головка Ляли. Увидев Оксану рядом с отцом, Ляля затараторила:
— Оксана, я вашему Роману напишу. Пока он там, бедный, копает…
Оксана приветливо замахала рукой.
Почти всю дорогу ехали молча. Лишь иногда Павел Александрович поглядывал на сосредоточенное лицо молодой женщины. Знал бы Тургин, как мысли Оксаны близки к тому, о чем он неотрывно думает вот уже несколько дней!..
Оксана попросила высадить ее у рынка. Она сразу затерялась в шумной толпе. Но едва машина Тургина скрылась из виду, Сокол изменила свой маршрут и направилась на тихую южноморскую улицу.
В тупике, рядом с большим ведомственным зданием, примостился белый одноэтажный домик. Оксана поднялась по ступенькам и открыла дверь, на которой висела стеклянная табличка: «Бюро пропусков».
За окошком сидел человек в милицейской форме. Сокол подала свой паспорт.
— Мне срочно нужен капитан Сердюк из уголовного розыска.
— Вам придется немного подождать, я разыщу его, — ответил дежурный и показал Сокол на скамейку у стены.
…Человек, которого разыскивала Оксана, в это время находился кварталах в пяти от нее, в одной из небольших двухкомнатных квартир ничем не примечательного жилого дома. Он протянул только что вошедшему Павлу Александровичу засургученный конверт:
— Товарищ полковник, для вас пакет из Комитета.
Троян сел за круглый столик, стоявший возле дивана, и распечатал пакет. Пока Павел Александрович читал письмо, Анохин собрал со стола кусочки сургуча.
Прошло несколько минут, и Троян, отдав майору письмо, сказал:
— Известный вам Курт Регль, бывший комендант Южноморска, оказывается, сын знаменитого археолога Регля. Перед войной он работал у Риббентропа. В сороковом году, Когда Лаврентьев находился в научной командировке в Берлине, этот Курт Регль в качестве чиновника министерства иностранных дел сопровождал академика.
— Одно к одному, — заметил Анохин. — В сороковом году Лаврентьев общается с сыном Регля, в тринадцатом вместе с его отцом признает фальшивую корону подлинной, получает за это кругленькую сумму…
— А вы не допускаете, что в деле с короной ученый мог просто ошибиться? — перебил майора Троян. — Еще не было в мире человека, никогда не ошибавшегося. Мы с вами разве не ошибались?
Анохин улыбнулся:
— Английский клуб… перстень… двадцать третий номер, — полушепотом произнес майор, придав своему голосу таинственность.
— Я не об этом, — поморщился полковник. — Разве то была ошибка? Просто издержки производства…
— Конечно, — согласился майор, — нужно было проверить.
— Иная наша ошибка может стоить жизни человеку. Один мой старый друг говорил: чекист не имеет права ошибаться, как лишен этого права хирург.
— Поэтому, Павел Александрович, я и считаю, что нужно затребовать оригиналы плана урочища Ста могил. — В голосе Анохина прозвучали нотки официальности.
— Для чего? — спокойно спросил Троян. — Вызвать разговоры в экспедиции? Ведь происшествие в склепе воспринято как несчастный случай. Он уже почти забыт. А если тут действует чья-то рука, мы только спугнем…
— Можно посмотреть оригинал в заповеднике или затребовать его через сельхозотдел, отдел культуры, архитектурное управление, — настаивал на своем Анохин.
— Зачем? Не вижу необходимости. Вы показали Сокол фотографию, найденную на убитом? Она подтвердила, что это копия с ее чертежа. Ляля… то есть, простите, лейтенант Захарова, сделала фото с портрета Сокол. Мы с вами сличали. Оба фоточертежа несомненно с одного оригинала.
— Но оригинал-то побывал с Лаврентьевым далеко.
— Ну и что же? Тот, кого интересовал план, легко мог сфотографировать его в Риме во время доклада Лаврентьева.
— Павел Александрович, а не пора ли нам поговорить с Лаврентьевым?
— Журналист Тургин разговаривает с Лаврентьевым почти каждый день, и, ей-богу, я уверен, что полковнику Трояну с академиком разговаривать не придется.
— Очень хочу, чтобы это было именно так, но факты… К сожалению, слова и иллюзии гибнут, а факты остаются.
— Это я тоже читал, — отмахнулся полковник. — Но ведь нельзя быть в плену у фактов, как порой нужно изменить правилу, чтоб не сделать ошибки…
Полковник не договорил. На стене зазвонил телефон. Анохин снял трубку.
— Слушаю. Кто хочет видеть? — переспросил он, бросив быстрый взгляд на Трояна. — Сокол Оксана Васильевна? Она спрашивала капитана милиции? Хорошо, я сейчас туда приду.
Анохин и Троян многозначительно посмотрели друг на друга.
— Я вас подожду, — сказал полковник.
…Анохин встретился с Оксаной Васильевной в уголовном розыске. Он сидел за канцелярским столом в небольшом кабинете с простыми стульями и диваном, покрытым унылым дерматином в серебристо-черных ромбиках.
— Вот уже несколько дней, — медленно говорила Сокол, — я не нахожу себе места. Вы тогда спрашивали о чертеже. Я потом взяла оригинал. Вот он, — Оксана поднялась со стула, чтоб развернуть на столе чертеж. — Мой чертеж — и в то же время… будто не тот.
— Что же вас, Оксана Васильевна, смущает?
— Бумага та же. И тушь… Чертеж правильный. И все-таки вроде не тот. У меня штрих на буквах всегда чуть потолще, и стрелки я делаю более угловато. — Сокол водила рукой по плану урочища Ста могил. — А тут смотрю, и… такое впечатление, не копия ли?
— Чертеж был готов к отъезду Лаврентьева. Вы ему в руки отдали?
— Нет, материалы для конгресса паковал Шелех, хранитель заповедника.
— Вас волнует только подлинность чертежа?
— Не только. На фотокопии, которую вы мне показывали, помечен склеп, где произошел обвал… Я вспомнила одну деталь. Когда мы откапывали труп, в склепе среди глины оказался кусок палки.
— Что же из этого следует? — удивился Анохин. — Может быть, то палка погибшего.
— Видите ли, она была не на уровне пола около трупа, а в верхнем стерильном слое обвалившейся глины.
— Как же она там оказалась?
— Вот это меня и смущает. Естественным путем она туда никак не могла попасть.
— Значит, в склепе мог быть еще один человек, с палкой?
— Мог.
— Но в акте ничего не сказано о палке.
— Тогда этому куску палки не придали значения. Просто выбросили.
— Вы выбросили?
— Нет, Шелех.
Анохину принесли фотокопию плана урочища, которую он затребовал, начав беседу с Сокол. Положив спинок на разостланный ватман, майор попросил Оксану сделать сверку.
Прошло минут десять. Наконец Оксана подняла голову и, посмотрев Анохину прямо в глаза, сказала:
— Теперь я уверена. Разница едва уловима. Но это не мой чертеж.
Хранитель заповедника
В экспедиции Остапа Петровича недолюбливали, но уважали, зная о его мужественном поведении во время оккупации.
…Голова Шелеха была тогда оценена в пять тысяч марок. По городу, в заповеднике, в Терновке и других окрестных селах висели напечатанные на желтой афишной бумаге объявления коменданта Южноморска Курта фон Регля о сбежавшем из-под ареста хранителе эосского заповедника Остапе Шелехе…
Однако расскажем все по порядку.
Дней за десять до оккупации Южноморска с Остапом Петровичем приключилась беда. Он сломал ногу. Если бы не этот несчастный случай, — вероятно, самое ценное из богатств эосского заповедника было бы вывезено или, во всяком случае, вовремя надежно упрятано.