Оказавшись под сенью осин, Бин наконец плюхнулся на землю, привалившись спиной к стволу. Но не успел он закрыть глаза, как рядом снова оказалась та самая серая тень. Теперь, когда его зрение очистилось от предсмертной пелены, Бин увидел, что это – никакая ни тень, а совсем юная девушка, пожалуй, года на три-четыре моложе самого Бина. Причём чуть присмотревшись, Бин понял, что это не просто девушка, т.е. не девушка людской расы, а лирра. Лирры были очень похожи на людей, разве что глаза у них были заметно больше и расположены несколько странно – задние уголки этих миндалевидных огромных глаз были подняты на черепе заметно выше тех, что находились у переносицы, и зрачки их были куда больше человеческих. Также лирр отличали заметно более удлинённые тонкие пальцы и слегка заострённые кверху уши.
Волосы лирры были цвета тёмного каштана, прямые, чуть длиннее плеч. Глаза цвета тёмного гречишного мёда, черты лица тонкие и правильные, что, в общем-то, характерно для всех лирр, независимо от пола. Роста лирра была невысокого, пожалуй, долговязому шестифутовому Бину она была бы едва по плечи. Одета она была в просторную серую одежду, скрывавшую фигуру, но Бин знал, что стройностью фигуры с лиррой может поспорить редкая девушка из людей. И тут глаза Бина словно остекленели, а рот глупо приоткрылся, да так, что из него тоненькой струйкой стекла на подбородок подкрашенная красным слюна. Бин уставился на шею лирры, которую украшала тёмная татуировка в виде некого кружевного ошейника. А это означало, что лирра была не из простых, а самая что ни на есть воспитанница Школы Наэлирро.
Между тем лирра убрала в ножны недлинный кинжал, который до сих пор, с момента, когда она перерезала верёвку, всё ещё был в её руке, лёгким движением отбросила прядку волос с лица, улыбчиво глянула в лицо спасённого ею человека и просто сказала:
– Привет, я Мэйлинн.
Глава 2. Мэйлинн
Мэйлинн присела рядышком со спасённым ею человеком и быстрым взглядом оценила его. Длинный как жердь, и такой же тощий, будто не ел нормально уже много недель. Весь покрыт запёкшейся кровью и пылью. Спутанные окровавленные волосы, если их помыть, наверное, окажутся светло-русыми. Молодая мягкая щетина юноши, редко пользующегося бритвой, покрывала щёки и подбородок. Выглядело это скорее смешно, чем мужественно. Глаза светло-серые. Грудь впалая. Далеко не красавчик, хотя после всего, что ему пришлось пережить, ещё и не так сойдёшь с лица… Но определённо что-то в нём есть. Мэйлинн была уверена, что после того, как он с полминуты провисел между небом и землёй, да ещё и с предварительно намятыми как следует боками, он идти не сможет, не то что бежать. А вон, погляди-ка, припустил так, что… Мэйлинн мысленно осеклась: продолжением этой фразы напрашивались слова «я едва за ним поспевала», но это, конечно, было не так. Мэйлинн была уверена, что буде парнишка в своей лучшей форме, она легко обогнала бы его в беге. Хотя и хвастать тут нечем – лирры славятся лёгкостью и быстротой бега, так что редкий человек может составить им конкуренцию.
Судя по тому, что паренёк тупо уставился на её шею, приоткрытую благодаря распущенной шнуровке блузы (такая-то жарища!), он уже понял, что она – одна из Наэлирро. Небось, уже обделался, бедняга. Надо как-то разрядить обстановку.
– Где же ваше вежество, сударь, – смешливо спросила Мэйлинн. – Кажется, я не далее как пять минут назад спасла вам жизнь, а теперь вы не хотите ни представиться, ни поздороваться со мною. Я уж не говорю о том, чтобы поблагодарить меня за мой поступок.
Парень наконец заморгал глазами, его рот смешно закрылся, затем открылся снова, но звуки, которые оттуда донеслись, больше походили на сипение сдуваемого кожаного меха. Тогда парень сильно закашлялся сухим кашлем без пяти минут повешенного человека, затем перевёл дух и выдавил:
– Привет, я – Бин… Спасибо… вам… что спасли мне жизнь…
– Да ну, не за что! – легко отмахнулась Мэйлинн. – На моём месте любой поступил бы так же.
На этот счёт у Бина были весьма серьёзные сомнения. Точнее, он был совершенно убеждён в обратном. Более того, слегка покраснев он вдруг подумал о том, как бы он поступил сам, увидев, что кто-то собирается повесить эту юную лирру. В лучшем случае прошёл бы мимо, подумалось Бину. А всего скорее ещё бы и остановился поглазеть. Да и между лиррами и людьми не было особой любви, так что поступок этой конкретной лирры был мягко говоря непонятным.