Совершенно некому.
— Я не хотела, — девочка протянула руку. — Не хотела его убивать. Он сам виноват.
— Конечно.
Верховный коснулся тонких пальцев. Хрупкие какие. И ноготки полупрозрачные, и рука сама во тьме кажется белой, а что под ноготками темная кайма грязи пролегла, так ведь ребенок.
Пусть и божественный.
Дети вечно ищут что-то. Грязь в том числе.
— Ты не боишься меня? — в её глазах и звезды, и марево, и вопрос.
— Боюсь, — признался Верховный, опускаясь на камень. Получилось тяжеловато. Заныла спина и суставы тоже. Как бы потом подняться.
— Почему? Я ведь никогда не делала тебе плохого. Другим делала. Но тем, которые сами хотели сделать мне плохо.
— Это сложно объяснить…
Смотрят выжидающе. Ну да, не ответ.
— Ты — дитя. Я смотрю и вижу дитя. Чудесное. Красивое. Такое, которому радовалась бы любая мать и любой отец…
— Я и её не помню. Маму.
— Ксочитл тебя любит.
— Да… она… как мама, — и брови хмурятся. — Но говорить нельзя. Если сказать, то её убьют. Это правда?
— Попытаются, — кивнул Верховный. — Дело в том, что ты не только дитя, но и воплощение власти. Высочайшей. И тот, кто влияет на тебя, тоже получает часть этой власти. А кто может повлиять на дитя сильнее, чем та, что подарила жизнь? Или та, кого он почитает наравне?
— Я поняла, — девочка была серьезна. — Спасибо.
— Не за что. А вот в остальном… тебе доступно то, что не доступно ни мне, ни кому бы то ни было из взрослых. Ты можешь забрать жизнь. А можешь вернуть её. Это сродни тому, что делали боги. Но боги давно ушли. И люди привыкли к тому, что боги далеко. Более того, людям не нужно, чтобы боги возвращались.
— Как тот, который из золота?
— Да. Боги ведь могущественны. Настолько, что ни один смертный, будь он воин или даже маг, не сравнится с ними в силе. А стало быть, мы все тут станем не жрецами, воинами или владетелями земель, к слову которых прислушиваются те, что стоят ниже. Мы все станем игрушками в руках богов. А кому это нравится?
Она чуть задумалась.
— Каждый, кто оказывается рядом с тобой, он знает о твоей силе. И боится.
— Силы?
— И силы. И того, что дана она ребенку. Вдруг да ты обидишься и отнимешь жизнь? Или из прихоти? Каприза?
— А другие так не делают?
— Делают, конечно… как-то великий Император, живший задолго до твоего рождения, решил, что его оскорбляет вид увечных людей.
— И что он сделал?
— Велел их казнить.
— И казнили?
— Несомненно. Слово Императора — закон.
Впрочем, прожил он недолго, слег почти сразу после зимнего празднества, холодной воды напившись. Случается…
— И его тоже боялись?
— Да.
Как любого безумца. А дети ведь где-то совсем рядом… но эта девочка сидит на краю, мотая ногами в пустоте. И где-то там, внизу, видна россыпь огней. Во внутреннем дворе все еще царит суета. И надобно возвращаться. Сделать какое-то заявление, объявление, объяснение. Что-то, что гонцы развезут по храмам Благословенного города, а там и дальше. Слово, что будет сказано и успокоит людей.
Или нет.
Вряд ли Верховный способен найти такое слово, которое их успокоит.
— Звезды красивые. И небо, когда горело… я вспомнила огонь.
— Огонь?
— Да. Там, где я жила… я почти ничего не помню.
И маг уверяет, что это нормально, что утраченная память — суть следствие обряда. А может даже её специально убрали?
— Это тебя беспокоит?
— Нет. Пожалуй, нет… ты не разговариваешь со мной, как с ребенком. Некоторые… особенно один старается. Он привез мне кукол. И еще подарил девочек. Пятерых. Они глупые, — Императрица наморщила носик. — Хотят со мной играть. И кукол делят, делят… я сказала Ксочитл, чтобы не приводила их больше.
— Он хотел сделать тебе приятное.
— Да, я понимаю. Но… я ведь действительно… это странно. Иногда мне хочется играть. И куклы красивые. Ксочитл шьет им одежду. И мы смеемся. Она рассказывает сказки, и я слушаю. Мне нравятся её истории. А потом все это становится вдруг таким бессмысленным. Пустым.
Девочка обняла себя.
— И я вижу, что все… что неправильно. Что этот человек ищет способ повлиять на меня. Что ему нужна не моя радость, а взамен на куклы и девочек он хочет земель. Или золота. Или чтобы его кем-то назначили. Или не его.
— Это взрослая жизнь. Он просто привык так… твоему отцу дарили охотничьих соколов или вот собак. Лошадей. Наложниц.
— А взамен хотели того же?
— Земель. Чинов. Власти.
— Мир скоро погибнет.