— Что… в городе?
— В городе-то аккурат тихо… пока тихо. Я поднял войска… на всякий случай. А то ж оно как, чуть что, чернь бузить принимается. Но слухов много. Всяких. Тревожных.
Будто они иными бывают.
Впрочем, мысли эти Верховный не стал озвучивать. А Владыка Копий не стал более говорить. Но и уходить не ушел, дождался мага.
Тот с прошлой встречи стал словно бы круглее, да и наряд сменил. И нынешние, шитые золотом одежды, гляделись на нем чуждо.
— Проклятье! — одно не изменилось — скверный характер мага и всякое в нем отсутствие страха, равно как и почтения. — Почему раньше не позвали⁈ Это ж надо было запустить…
Он принялся щупать, и порой его прикосновения причиняли боль, но Верховный терпел. И флакон, сунутый магом под нос, тоже выпил, и даже не удивился, ощутив, как питье растекается по телу живительным теплом. А то укутывает Верховного будто в пух.
Потянуло на сон.
— Не сопротивляйтесь, во сне организму легче восстановиться…
Верховный и не собирался.
Он ухнул в бездну сна, в которой смешались, что Мекатл с вырванным сердцем, которое он держал в руках и норовил сунуть Верховному, что Императрица, что Золотая маска, та самая…
Потом все исчезло, и осталась лишь она.
Золотые веки дрогнули, и Верховный ощутил на себе всю тяжесть божественного взгляда. Но каким-то чудом, не иначе, выдержал его.
— Меняешься, — голос раздался в голове, пробив муть сна. — Хор-р-рошо…
Этот звук разнесся, причиняя боль, но и её Верховный выдержал.
Голову вот склонил. Не из страха, ибо его не было, но выражая почтение. И уважение. Врагов тоже стоит уважать, особенно если они — боги.
— Я не враг вам, — она тоже изменилась, эта маска. — Признаю… я слишком долго был в забытьи, вот и слегка перестарался. Но я не враг вам.
— Друг?
— Тот, кто может защитить. Ведь время близится, человек… время близится.
Эхо его голоса еще звучало в ушах, когда Верховный очнулся.
Темно.
И свечи почти догорели, но раб, сидящий у подставки с ними, не спит. Взгляд его тревожный направлен на эти самые свечи, а руки сжимают связку новых.
Ночь?
Утро?
Здесь всегда сложно понять, ибо Храм живет собственной жизнью.
Ночь.
Верховный прислушался и по звукам, что доносились из-за двери, точнее их отсутствию, заключил, что таки ночь. В то же мгновенье раздался оглушительный храп, заставивший раба сжаться.
— Ты, — тихо окликнул его Верховный. — Подай воды.
Шепот не вызывал привычной саднящей боли в горле. Стало быть, маг помог.
Раб встал на четвереньки. И едва не сломал свечи. Тут же вздрогнул, затрясся всем телом. Из новых, что ли? Те, кто при храме давно, знают, что Верховный не имеет обыкновения гневаться за такую ерунду.
— Поставь свечи. И подай воды. Помоги мне сесть…
Оправиться.
Тело слабо, а слабое и больное — слабее прочих. И ныне Верховный едва не сделал того, чего не делал с лет юных. Впрочем, до нужника его практически дотащили. И раб помог устроиться, и бережно держал, а потом, не дожидаясь приказа, перенес Верховного к умывальне. И там, устроив на скамеечке, смыл мягкой губкой пот с кожи.
А затем обернул полотенце.
— Как тебя зовут?
— Акти, господин, — шепотом ответил раб, глядя под ноги.
— Скажешь, что я желаю видеть тебя при себе, — Верховный попытался было подняться, но пусть даже боль ушла, причем и та, которая в горле, сил у него не прибавилось. — Кто тут…
— Господин Владыка копий, — шепотом ответил Акти. — Велел разбудить, если вы… когда вы очнетесь. Сразу. Он… будет зол.
И снова согнулся.
— Ничего, мальчик. Иди… нет, сперва посади меня… в постель посади.
— Лучше в кресло. Я добавлю подушек. Будет хорошо. Удобно. Простите, но простыни мокрые… вы потели. Сильно.
— Хорошо, — не стал спорить Верховный. — Посади в кресло. Разбуди его. И пусть пошлют кого на кухню. Я… кажется, хочу есть.
Прислушавшись к себе, Верховный понял, что действительно голоден. Стало быть, тело его не рассыпалось на части, но протянет еще немного.
Сколько?
Не важно.
Акти исполнил все в точности, разве что набросил на колени меховое одеяло, а под спину и бока напихал подушек. И хорошо, теперь Верховный мог сидеть, не опасаясь завалиться на бок.
А вот Владыка Копий был недоволен.
— Что за… я велел…
— Не ругай юношу, — мягко попросил Верховный. — Он желал исполнить, но я запретил. Сам понимаешь, после долгого сна… хочется не бесед.