Что случилось? Что со мною сталось?Каждый день я у других колен.Каждый день к себе теряю жалость,Не смиряясь с горечью измен.
Я всегда хотел, чтоб сердце меньшеБилось в чувствах нежных и простых,Что ж ищу в очах я этих женщин —Легкодумных, лживых и пустых?
Удержи меня, мое презренье,Я всегда отмечен был тобой.На душе холодное кипеньеИ сирени шелест голубой.
На душе – лимонный свет заката,И всё то же слышно сквозь туман, —За свободу в чувствах есть расплата,Принимай же вызов, Дон Жуан!
И, спокойно вызов принимая,Вижу я, что мне одно и то ж —Чтить метель за синий цветень мая,Звать любовью чувственную дрожь.
Так случилось, так со мною сталось,И с того у многих я колен,Чтобы вечно счастье улыбалось,Не смиряясь с горечью измен.
13 декабря 1925
«Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…»
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,Синь очей утративший во мгле,Эту жизнь прожил я словно кстати,Заодно с другими на земле.
И с тобой целуюсь по привычке,Потому что многих целовал,И, как будто зажигая спички,Говорю любовные слова.
«Дорогая», «милая», «навеки»,А в душе всегда одно и то ж,Если тронуть страсти в человеке,То, конечно, правды не найдешь.
Оттого душе моей не жесткоНе желать, не требовать огня,Ты, моя ходячая березка,Создана для многих и меня.
Но, всегда ища себе роднуюИ томясь в неласковом плену,Я тебя нисколько не ревную,Я тебя нисколько не кляну.
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,Синь очей утративший во мгле,И тебя любил я только кстати,Заодно с другими на земле.
«До свиданья, друг мой, до свиданья…»
До свиданья, друг мой, до свиданья.Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки и слова,Не грусти и не печаль бровей, —В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей.
1925
Возвращение на родину
Я посетил родимые места,Ту сельщину,Где жил мальчишкой,Где каланчой с березовою вышкойВзметнулась колокольня без креста.
Как много изменилось там,В их бедном, неприглядном быте.Какое множество открытийЗа мною следовало по пятам.
Отцовский домНе мог я распознать:Приметный клен уж под окном не машет,И на крылечке не сидит уж мать,Кормя цыплят крупитчатою кашей.
Стара, должно быть, стала…Да, стара.Я с грустью озираюсь на окрестность.Какая незнакомая мне местность!Одна, как прежняя, белеется гора,Да у горыВысокий серый камень.
Здесь кладбище!Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецыЗастыли с распростертыми руками.
По тропке, опершись на подожок,Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
«Прохожий!Укажи, дружок,Где тут живет Есенина Татьяна?»
«Татьяна… Гм…Да вон за той избой.А ты ей что?Сродни?Аль, может, сын пропащий?»
«Да, сын.Но что, старик, с тобой?Скажи мне,Отчего ты так глядишь скорбяще?»
«Добро, мой внук,Добро, что не узнал ты деда!..»«Ах, дедушка, ужели это ты?»И полилась печальная беседаСлезами теплыми на пыльные цветы.
. . . . . . . . . . . . . . .
«Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать…А мне уж девяносто…Скоро в гроб.Давно пора бы было воротиться».Он говорит, а сам все морщит лоб.
«Да!.. Время!..Ты не коммунист?»«Нет!..»«А сестры стали комсомолки.Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,На церкви комиссар снял крест.Теперь и Богу негде помолиться.Уж я хожу украдкой нынче в лес,Молюсь осинам…Может, пригодится…Пойдем домой —Ты все увидишь сам».
И мы идем, топча межой кукольни.Я улыбаюсь пашням и лесам,А дед с тоской глядит на колокольню.
. . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .
«Здорово, мать! Здорово!»И я опять тяну к глазам платок.Тут разрыдаться может и корова,Глядя на этот бедный уголок.
На стенке календарный Ленин.Здесь жизнь сестер,Сестер, а не моя, —Но все ж готов упасть я на колени,Увидев вас, любимые края.