Ева Браун разворачивается и уходит.
Гюнше (торопливо). Мой фюрер, я не сказал главного. Они готовы спасти…
Гитлер (раздраженно). Немецкий народ? Рейх? Европу? Вселенную?
Гюнше. Доктор Геббельс задал им и этот вопрос, мой фюрер. Они ответили, что человечество пока не готово принять наши идеалы. Преждевременная и необъяснимая победа Германии в войне, по их мнению, нарушит ход истории. Германия слишком истощена, чтобы принять ответственность за судьбу человечества. Мы опередили время, слишком быстро и далеко забежали вперед. Надо остановиться, подождать. Через сто лет мир изменится, и тогда…
Гитлер. Меня не интересует, что будет через сто лет!
Гюнше. Они хотят спасти вас, мой фюрер.
Гитлер (с иронией). Каким образом? Спрячут в Антарктиде на секретной базе этого сумасшедшего Ричера? Возьмут на Марс или откуда там они прилетели? У меня мало времени! Я не могу ждать… сто лет.
Гюнше. Доверьтесь им, мой фюрер! Они все предусмотрели. Это единственная возможность сохранить вашу бесценную жизнь для нашего общего дела!
Гюнше вталкивает в комнату точную, как отражение в зеркале, живую копию Гитлера.
Гитлер (оценивающе рассматривает двойника). Да, этот хорош, гораздо лучше остальных. Даже руки дрожат в моем ритме. И пигментное пятнышко на шее… У него тоже свистит в правом ухе? Отто, мы уже обсуждали этот вариант. Я не изменю своего решения. (Исступленно кричит.) Оставьте меня в покое!
Гюнше (выхватывает пистолет, наводит на Гитлера). Нет, мой фюрер, вы пойдете со мной! Они ждут. Ваша жизнь нужна несчастной Германии! Я не позволю вам…
Гитлер (спокойно и с иронией). Осторожно, Отто, не урони яблоки. И потом, ты ведь можешь (быстро обходит двойника, встает с ним рядом) нас перепутать.
Гюнше. Это невозможно, мой фюрер, они сделали вашу копию из вестового, убитого утром русским снарядом. (Кладет яблоки на стол.) Труп не успели убрать. Он здесь для того, чтобы… (Подходит к двойнику.) После того, как я положу ему руку на плечо (кладет руку на плечо двойника) и нажму вот здесь… (Нажимает большим пальцем на подбородок.)
Двойник молча садится на кровать, достает из кармана позолоченный вальтер с монограммой «А. Н.» на рукоятке, стреляет себе в висок и заваливается набок. Из простреленной головы льется, пульсируя, кровь, окрашивая подушку и покрывало.
Гюнше. Вы не можете здесь оставаться! Вас больше нет! У нас (смотрит на часы) осталось три минуты. С вами… (переводит взгляд на труп двойника, поправляется) с ним сделают все, как вы приказали. Канистры с бензином в саду под яблоней. Мы должны уйти, мой фюрер, пока сюда не вернулась фрау Гитлер.
Гитлер. Ты сказал (кивает на двойника), они сделали его из убитого вестового. Почему им не сделать нового вестового из меня? Из меня бы получился неплохой… вестовой.
Гюнше (в отчаянии). Мы теряем время, мой фюрер! Возможно, они сделают из вас вестового, но не здесь и не сейчас! Они не хотят оставлять вас в Берлине, даже превратив в другого человека, потому что вы все равно погибнете. Шансов нет. Они знают будущее! Они могут взять с собой только одного! Они бы взяли нас всех, однако это невозможно. Я не знаю, какую они используют энергию, но она у них на исходе. Так они объяснили.
Гитлер (пристально смотрит ему в глаза). Они сказали, что будет с тобой, Отто?
Гюнше (растерянно). Я… не спрашивал, мой фюрер. Моя жизнь не имеет значения, когда решается судьба Германии!
Гитлер (уверенно). Ты будешь жить долго. Я рад за тебя, Отто. Ты своими глазами увидишь, во что превратится Европа, и, может быть…
Гюнше (умоляюще). Время!
Гитлер. Вы обещаете, штурмбаннфюрер, что…
Гюнше (перебивает). Обещаю! Какое бы решение ни приняла фрау Гитлер. Возьмите яблоки, мой фюрер!
Гитлер. Одно. Второе отдайте Еве.
Выходят из бункера.
Занавес.
Белая Буква
(9-й «Б» класс, школа № 169, г. Ленинград)
4.
Компьютерный экран, с которого Объемов (во сне) читал сочинение под издевательским названием «Весеннее волшебство», подобно занавесу в новомодном инновационном театре, разорвался на колышущиеся ленты с прыгающими по ним, как блохи, белыми буквами. Какие-то буквы пытались воспроизвести слова, но Объемов не мог ухватить их пульсирующий смысл. Это его огорчало, потому что он понимал, что упускает нечто важное. Сосредоточившись, он не столько прочитал, сколько угадал, а может, и додумал два блошиных тезиса: «Необходима моральная чистка национального организма» и «Космополитическая созерцательность должна исчезнуть». Бред, вздохнул Объемов, моральная чистка еще туда-сюда, но космополитическая созерцательность — основа любого художественного творчества, как она может исчезнуть? Потом до него дошло, что это не ветер колеблет ленты занавеса, а ревет сирена.