- А в гостинице нет места! - засмеялся Маккрей. - Кто из вас беременный?
- Мистер Маккрей, - сказал отец Майкл, - я пытаюсь спасти вашу душу от вечного проклятия. Неужели вы не можете...
- Это не в ваших силах, - сказал Маккрей. - Мы здесь все друиды, поклонники деревьев, невинные, как младенцы, появившиеся на свет. Вы можете взять своего виноватого бога, католический мошенник, и затолкать его туда, куда не попадает лунный свет.
Херити взорвался хриплым хохотом, Лиам фыркнул.
Джон открыл дверь еще на несколько миллиметров и выскользнул в темноту. Он помнил, что тропинка, по которой они пришли, была справа. Он не видел Джока и никого другого, но подозревал, что в округе были и другие охранники. Из хижины доносился голос отца Майкла.
- Мистер Маккрей, вы должны отречься от своих дурных привычек, покаяться в грехах, пока не поздно! Бог простит...
- Я не нуждаюсь в прощении!
"В этом голосе слышно безумие", - решил Джон. Он прокрался за угол хижины и посмотрел на виллу, серой кляксой выделяющуюся в темноте. Теперь видны были только два освещенных свечами окна. Кусты бились о его колени. Он свернул налево, выискивая проход, где бы его не выдавал шум. Голоса в хижине стихли до уровня едва слышного бормотания. Когда его глаза привыкли к темноте, он различил между тем местом, где он стоял, и виллой склон, поросший низкими кустами, серыми пятнами выделяющимися на темном фоне. Есть ли здесь проход? Он двинулся вперед, споткнулся и упал бы, если бы не чья-то рука, схватившая его за плечо и втащившая назад. Джон неожиданно обнаружил, что он брошен на землю. Холодная мушка винтовки была прижата к его шее за правым ухом.
Из тьмы за винтовкой голос Джока спросил:
- И куда же он направлялся?
В голове Джона закружились отчаянные мысли. Ствол больно упирался в его шею. Его левая щека лежала на острых колючках.
- Этот сумасшедший Маккрей пустит сюда ракету и убьет всех нас, прохрипел Джон. - Можете оставаться здесь и ждать, но я...
- Маккрей всегда говорит это, - сказал Джок, - но он не сделает этого, если не пытаться подойти к нему. - Давление мушки ослабло.
Херити вполголоса выругался.
В хижине слышался голос Лиама:
- Вечеринка закончена, святой отец. Вы не убедили этого человека.
Отец Майкл вынырнул из хижины в сопровождении Лиама.
- Сохрани его Господь, - молился отец Майкл, - и этих бедных детей вместе с ним.
- А он говорил о рождении и перерождении, - дразнил его Лиам. - В этой его рябине есть какая-то правда. - Он вытолкнул отца Майкла из хижины и позвал Джока. - Закрой здесь, Джок. Я потушу свечи.
Их охватила темнота.
Чья-то рука подняла Джона на ноги. Он почувствовал, что его руку отпустили, но все равно остальные окружали его.
- А теперь тихо! - Это сказал Херити где-то рядом с Джоном. - Нас ткнули носом в действительность, да?
- То, что ты сказал, это ужасная истина. - Это был Лиам, по другую сторону от Джона, туманная фигура, едва видимая при свете звезд. - Кроме Маккрея, - сказал Лиам, - ни один из нас не может сказать, что будет жить в своих детях. Наши потомки отрезаны.
- Эх, не говори так, Лиам. - Это был голос Джока, раздавшийся сзади Джона. - Эти милые девочки там, совсем рядом, а мы здесь и не можем даже прикоснуться к ним.
- Это все за то, что мы живем в ненависти, - пробормотал отец Майкл. Мы должны остановить ненависть, Джозеф! Мы должны спасти этого грешника!
- Он хороший человек, - сказал Херити.
- Злой!
- Лиам, - сказал Херити, - вы с Джеком такие отличные компаньоны. Так много помогаете.
- Наша обязанность - охранять эту виллу, - сказал Лиам. - Мы выполняем приказы.
Пока остальные разговаривали, Джон чувствовал, как его дрожь и замешательство проходят. О'Нейл-Внутри оставался спокойным. "Я пытался", думал Джон. Вокруг него двигались люди. Джон почувствовал, как чья-то ладонь сжала его руку. Херити сказал, приблизив губы к его уху:
- Ты действительно просто пытался удрать, Джон?
- Это было глупо, собрать нас всех в этой хижине, - ответил Джон. - Там сумасшедший. Он способен на что угодно.
- Безумцы все такие, - сказал Херити.
Лиам сказал из темноты впереди них.
- Идите вперед. Нам надо вернуться к дому.
- Твои обязанности, - согласился Херити.
- Вот именно. - В голосе Лиама слышался облегченный смех. - У всех нас свои приказы.
Джон повернулся к Херити, который шел рядом.
- Кто дал тебе приказ охранять меня?
- Рябина кудрявая, - ответил Херити.
...рассудок вводит меня в заблуждение, и в этом мука, в
этом ад.
Бен Джонсон
- Но почему они называют это Литературой Отчаяния? - спросил Папа.
Папа Лука, который был кардиналом Джеймсом Макинтайром, сидел в кресле-качалке в конце столовой у окна, из которого открывался вид на крыши Филадельфии и Старую Гавань. Силуэт города отчетливо выделялся в утреннем солнце холодного зимнего дня.
На Папе был темно-синий халат, который он получил в подарок, будучи еще простым священником. Халат не мог полностью скрыть его зрелую тушу. Ноги его были обуты в старые коричневые домашние шлепанцы, а открытые голени выглядели мясистыми и слегка посиневшими.
Папа, как отмечали некоторые наблюдатели, заметно напоминал опоссума скошенный лоб, подчеркнутый лысиной, и глаза, которые ухитрялись одновременно казаться тупыми и внимательными. "Сосредоточенные" - так один из комментаторов назвал глаза Папы. Это были глаза тупого животного, выискивающего, чем бы поживиться.
Вопрос Папы Луки был адресован отцу Лоуренсу Дементу, его секретарю, который стоял у буфета, где был накрыт завтрак. Папа ел экономно, а отец Демент, который никогда не прибавил в весе ни унции, наложил горой в свою тарелку бекон, четыре яйца, тост с мармеладом, жареный картофель и небольшой бифштекс.
- Литература Отчаяния, - сказал отец Демент. - Это просто ирландская манера.
Он пересек комнату и подошел к столу, на который поставил свою тарелку, затем выдвинул стул, выбрав такой, чтобы сидеть к Папе лицом.
- А кофе есть?
- Он опять кончился. В том серебряном чайнике есть чай.
Отец Демент и в тридцать пять лет еще выглядел, как студент-выпускник с острыми и внимательными голубыми глазами, небольшой прядью черных волос на лбу и широким ртом, всегда готовым улыбнуться. Отец Демент вернулся к буфету, как будто в этом мире его ничто не волновало, и налил себе чашку горячего чая.