Хапп улыбнулся. Это был именно тот тон, который был ему нужен. Билл и Джо. За ними последуют Ари, Сергей и Дорена. Он взглянул на Годелинскую. "Возможно Дори?" Нет, Годелинская не была Дори, кроме, разве что, в постели. - Данзас вытянул из груды бумаг синюю папку.
- Вот самое существенное.
Лепиков поднял бровь при виде толщины папки и пробормотал:
- Самое существенное?
Данзас его проигнорировал.
- Мы берем оригинальные слова из контекста в целях нашего анализа.
Он прочистил горло, водрузил очки на нос и, наклонившись вперед, стал читать ясным голосом со следами британского акцента, выдававшего страну, где он изучал английский.
- "Их трусость скрывается ложью и вероломством", - Данзас поднял голову. - Это из второго письма. Для сопоставления пассаж из его третьего письма, где он говорит, - Данзас снова перенес свое внимание на страницу. - "Они соблазняют людей верой в насилие, а потом предоставляют их всем репрессиям, которые могут повлечь за собой подобные слепые и совершенные наобум поступки".
- Акцент делается на трусости, - сказал Хапп. - Интересно. Думает ли Безумец, что его собственная месть труслива? Может, он просто вероломно нам лжет? А не рассматривает ли он даже себя самого как террориста?
- Я припоминаю ряд мест, где он упоминает о трусости, - добавила Фосс. - Не может ли быть так, что с нами разговаривает его совесть?
- Вот еще одна цитата, - продолжил Данзас. - "Они совершают только такие преступления, которые не требуют истинной храбрости. Террористы подобны пилотам бомбардировщиков, которым не приходилось непосредственно смотреть в лица людей, своих жертв, расплачивающихся в муках. Террористы сродни помещикам, взимающим чрезмерно высокую ренту, которые..."
- Это еще что? - прервала его Годелинская. - Что такое помещики, взимающие чрезмерно высокую ренту?
- Интересный кусочек ирландской истории, - пояснил Хапп. - Это из времен английского господства. Самые плодородные земли были переданы английским помещикам, назначенным надзирать за выжиманием как можно большей арендной платы из крестьян. Взимание чрезмерно высокой ренты.
- Понятно, - кивнула Годелинская. - Простите, что перебила.
- А этот Безумец хорошо знает ирландскую историю, - хмыкнул Бекетт.
Данзас снова склонился над страницами.
"...помещикам, которые не хотели даже посмотреть в глаза голодающим крестьянам".
- Он демонстрирует безоговорочное сочувствие жертвам насилия, - заявила Фосс. - Мы можем использовать эту его слабость в своих интересах.
- Точно! - согласился Хапп.
Данзас добавил:
- Там в одном месте Безумец еще характеризует террористов, как обладающих "вероломством Пилата".
- Это не там, где он называет террористов "адреналиновыми наркоманами"? - спросил Бекетт.
- Вы правильно помните, - согласился Данзас. - Это его слова: "Они творят агонию, а потом умывают свои руки фальшивым патриотизмом. Истинным их стремлением является личная власть и вечный балдеж от адреналина в крови. Они адреналиновые наркоманы".
- А ОН ощущает этот балдеж?
- Диатриба, обличительная речь, - заявила Фосс. - Это ярость О'Нейла против убийц его семьи.
- Узаконенное использование насилия, - пробормотала Годелинская.
Лепиков бросил на нее пораженный взгляд.
- Что?
- Я цитирую товарища Ленина, - гордо заявила Годелинская. - Он одобрял "узаконенное использование насилия".
- Мы здесь не для того, чтобы разводить дебаты по идеологии, - отрезал Лепиков.
- Именно для этого, - вмешался Хапп. - Идеология Безумца будет занимать каждую секунду нашего бодрствования.
- Вы полагаете, что Ленин был сумасшедшим? - окрысился Лепиков.
- Это не предмет обсуждения, - сказал Хапп. - Но понимание одного безумца помогает понять всех остальных. В этой лаборатории нет священных коров.
- Я не буду следовать за капиталистической селедкой, - прорычал Лепиков.
- В оригинале это выражение, Сергей, звучало как "красная селедка", усмехнулся Хапп.
- Цвет рыбы не делает ее менее рыбной, - заявил Лепиков. - Надеюсь, вы правильно поняли мою мысль. - В тоне Лепикова не было и следа фамильярности.
Хапп предпочел наслаждаться остротой, рассмеявшись, потом сказал:
- Вы правы, Сергей. Абсолютно правы.
- Вопрос в том, что этот Безумец думает о себе; - пробормотал Бекетт.
Фосс согласилась:
- Действует ли он честно и мужественно? Кажется, он помешан на этих понятиях.
- Там есть стоящий внимания пассаж, - сказал Данзас. Он пролистал бумаги, кивнул, найдя что-то, потом зачитал: - "Террористы всегда нападают на честь, достоинство и самоуважение. Их собственная честь должна умереть первой. Вам следует знать, что "Провос" из ИРА отбросили в сторону честь ирландца. По старому закону вы могли убить своего врага только в открытом сражении. Вы должны были драться с ним равным оружием. Такой мужчина заслуживал всеобщего уважения. Воин был благороден и справедлив. Какое благородство и справедливость были в бомбе, убившей невинных на Графтон-стрит?"
- Графтон-стрит - это там, где погибли жена и дети О'Нейла, - вздохнула Годелинская. - Это либо О'Нейл, либо очень умная маска.
- Возможно, - согласился Данзас. Он снова склонился над своими заметками и зачитал: - "Эти убийцы из временной ИРА напоминают мне лакеев-лизоблюдов, лизавших задницу Дублинскому замку в худшие времена деградации Ирландии. Методы их не различаются. Англия правила пытками и смертоносным насилием. Псевдопатриотичные трусы из "Провос" хорошо выучили этот урок. Выучив его, они отказались изучать что-либо еще. Поэтому я преподам им урок, какого никогда никто не забудет!"
- Эти из временной ИРА или "Провос". Это они взорвали бомбу на Графтон-стрит? - спросила Фосс.
- Наш Безумец их выделяет, но не делает большого различия между террористами, - ответил Хапп. - Обратите внимание, что он считает в равной степени виновными Великобританию и Ливию и предупреждает Советский Союз, приписывая ему сотрудничество с Ливией.
- Ложь! - заявил Лепиков.
- Франсуа, - промурлыкала Фосс, наклонившись вперед, чтобы посмотреть прямо на Данзаса. А сама подумала: "Он называет меня по имени. А как он воспримет подобную фамильярность по отношению к самому себе?"
Данзас не выглядел оскорбленным.