- Да получат наши молитвы скорый ответ, - сказал диктор. - Аминь. Бодрым голосом он продолжил: - А теперь новости.
Джон слушал с увлечением. Стамбул был охвачен Паническим Огнем. Обнаружены новые "горячие" места. В Африке был назван тридцать один город, Найроби и Киншаса среди них. Йоханнесбург оставался радиоактивными руинами. Во Франции подтверждалась потеря Нима. Толпа в Дижоне линчевала двух священников по подозрению в ирландском происхождении. В Соединенных Штатах все еще пытались спасти "большую часть Нью-Орлеана". Швейцария скрылась за чем-то, что они называли "Лозаннским Барьером", объявив, что оставшаяся часть их страны не заражена.
- Что за великая и славная картина! - воскликнул Херити. - Весь мир становится Швейцарией! Антисептический мир с перинами, мягкими, как юная грудь, да, Кеннет? - Херити смотрел на мальчика, лицо которого густо покраснело.
Джон чувствовал только удивление от размеров пространства, которое было приведено в движение. Последствия были гораздо более внушительными, чем он ожидал, хотя Джон и не мог сказать, каковы были ожидания. Когда он думал об этом, то чувствовал шевеление О'Нейла-Внутри. Он все равно испытывал не раскаяние, а только благоговейный страх перед тем, что Немезида может принять вид национальных катастроф.
Перечень мест, в которые ударила чума, казался бесконечным. Джон понял, что это наиболее важная часть новостей - места, которых надо избегать. "Как близко она подобралась?" Он знал об ограничениях на путешествия чтобы пересечь большинство границ, требовались специальные паспорта, утвержденные Барьерной командой Объединенных Наций... и границы эти больше не были всего лишь границами стран.
Советский Союз не объявил о новых "горячих" точках, однако данные спутниковых наблюдений, предоставленные Соединенными Штатами, говорили о новых вспышках Панического Огня в юго-восточном регионе, от Омска и почти до Семипалатинска - "во многих городах и деревнях явно видны пожары, однако Омск выглядит нетронутым".
- Так много новых эвфемизмов насилия, - пробормотал Гэннон. Он обвел взглядом стол, будто ища что-то или кого-то, кто здесь не присутствовал. Неужели Безумец думает, что принесет мир и конец насилия?
Джон опустил взгляд на свои руки. "Стремление к миру никогда не было частью этого", - думал он. Было только страстное желание О'Нейла отомстить. Кто может отказать в этом человеку, потерявшему близких? Джон чувствовал себя как психиатр О'Нейла, понимая его, а не обвиняя и не оправдывая.
В маленькой записной книжке, где делались краткие заметки для рапорта в Дублин, Херити написал этой ночью: "Если О'Доннел - Безумец, то он, по-видимому, ошеломлен размахом несчастья. Знает ли он, как далеко распространится чума? Волнует ли его это? Никаких признаков раскаяния. Никаких указаний на нечистую совесть. Как может он не реагировать, если он О'Нейл?"
В середине передачи было телефонное интервью с доктором Дадли Викомб-Финчем, директором Хаддерсфилдского исследовательского центра в Англии. Викомб-Финч сообщал, что "нет никаких заметных продвижений в поисках вакцины", хотя имеются "многообещающие направления, о которых я надеюсь сообщить позже".
Когда диктор попросил его сравнить эту чуму с "аналогичными историческими катастрофами", Викомб-Финч сказал, что, по его мнению, подобные сравнения бесцельны, добавив:
- Такого массового уничтожения людей не было очень долгое время. Это уничтожение в совершенно новых масштабах, и влияние его на наших потомков - если нам достаточно повезет, и мы будем их иметь - не поддается полной оценке. В простых финансовых терминах - прецедента нет, нет ничего, с чем можно было бы сделать обоснованное сравнение. Что касается людей...
Здесь он просто разрыдался.
Би-би-си позволило этому некоторое время продолжаться, используя ситуацию для эффекта, затем диктор сказал:
- Спасибо, доктор. Мы полностью понимаем вашу реакцию и молим Бога, чтобы ваша глубокая и очевидная эмоциональная позиция лишь усилила вашу решимость в Хаддерсфилдском центре.
- Усилила вашу решимость! - фыркнул Херити голосом, хриплым от самогона. - Английские слезы помогут покончить с засухой.
- Как они только могут думать о финансовых расходах? - задал вопрос Гэннон.
Это была первая искра, близкая к гневу, которую Джон видел у этого человека.
- Игра между Богом и Маммоной была прекращена из-за того, что половина игроков покинула поле, - сказал Херити.
Джон взглянул на отца Майкла и заметил слезы, бегущие по его щекам. В свете лампы его клейменый лоб казался размытой красной полосой.
Диктор Би-би-си закончил передачу еще одной молитвой:
- Простим в сердцах наших все прошлые несправедливости и создадим мир, в котором человечество обретет подлинное братство и милосердие, к которому призывает нас каждая религия.
Эта молитва была передана благодаря любезности Буддийской Заморской миссии из Сан-Рафаэля, штат Калифорния.
Гэннон повернул ручку. Раздался щелчок, и радио замолчало.
- Мы должны экономить батарейки, - сказал он.
- Для чего? - спросил шурин, который говорил невнятно после выпитого. Слушать эти дрянные новости? Зачем? В этом нет будущего!
Пришли чужие и стали учить нас своим манерам.
Они презирали нас за то, что мы такие, какие есть.
"Залив Галвэй", ирландская баллада
Меньше часа оставалось до делового обеда в малом зале при столовой Белого Дома, и президент Адам Прескотт знал, что у него нет ни малейшего намека на новый подход к их проблемам. Тем не менее, он должен был выглядеть уверенным и целеустремленным. Лидер должен вести за собой.
Он в одиночестве сидел в Овальном кабинете, и история этого места пронизывала все пространство вокруг него. Здесь принимались исторические решения, и что-то от этого, казалось, пропитало эти стены. Стол, находившийся перед ним, был подарен Резерфорду Б.Хейзу королевой Викторией. Картина над камином напротив, кисти Доминика Сера, изображала битву между "Благородным Ричардом" и "Сераписом". Джон Ф.Кеннеди любовался ею с того же самого места. Столик в простенке за ним был заказан и использовался Джеймсом Монро. Кресло под Прескоттом было частью того же заказа.