– Ну да… Что-то в этом роде! Видите, даже коробочка голубая! Фирма «Dolce & Gabbana».
Галина Романовна взяла в руки нежную бархатистую коробочку и несколько минут вертела в руках, хотя уже понимала, что непременно купит эти духи. Они специально сделаны для нее. Коробочка – под цвет глаз, а аромат – будто сконцентрированный ее собственный!
Оставив в «Шарме» удивительно большую сумму денег, Галина Романовна вышла из бутика и тут же вошла в следующий, под названием «Дикая вишня». В «Дикой вишне» продавалось удивительной красоты женское белье, которое экономист зятевского ресторана не только никогда не нашивала, но и не видела, если не считать немногочисленные западные кинофильмы, которые ей все же довелось посмотреть.
Домой в этот вечер Галина Романовна вернулась отягощенная многочисленными покупками. Среди них, кроме духов и комплекта белья из «Дикой вишни», состоящего из умопомрачительного бюстгальтера и прехорошеньких трусиков, были еще кремовая кружевная блузка, черная бархатная юбка, коротенький пиджачок из кожи цвета охры, сумочка из лакированной кожи в тон пиджаку и длинные бирюзовые бусы.
Разложив покупки на диване, Галина Романовна с удивлением смотрела на это богатство и опять удивлялась тому, что жизнь все это время самым бессовестным образом проходила мимо нее. Она, Галина, только и делала, что работала и работала, а еще в порядке строгой очередности с интервалом в два года хоронила дорогих сердцу людей: мужа, отца, мать… Сейчас она с удивлением поняла, что себя самое похоронила значительно раньше, тогда, когда в григорьевском роддоме ей сообщили о мертворожденном ребенке. С тех самых пор жизнь утратила для нее интерес и вкус. Она делала то, что от нее требовали живущие рядом люди, и зарабатывала как могла для них деньги. Некоторую передышку Галина Романовна получила, живя с Иваном Степановичем Прусаковым, но и тогда ей не приходило в голову пристально посмотреть на себя в зеркало. Муж принимал ее такой, какой она была, и дополнительно украшать себя ей не было нужно. Да она и уверена была, что украсить коломенскую версту, Гальку Харю – невозможно ничем.
Сейчас у Гальки-Хари оказалось вдруг много денег и масса свободного времени, потому что давно отлаженный механизм ресторана «Фреза» работал как часы. У нее, правда, не было близкого человека, которого она могла бы порадовать собственным преображением, но если уж говорить честно, то ей никто не был нужен.
После того как перед зеркалом старинного шифоньера Галина Романовна примерила обновки из «Дикой вишни» и прочих модных магазинов, началась ее болезнь, которую впоследствии назовут шопоголизмом. Она теперь с трудом дожидалась конца рабочего дня, чтобы прошвырнуться по магазинам. Она скупала все понравившиеся вещи, благо Зятев платил ей, как отличному экономисту, очень хорошо.
Никто никогда не давал Галине уроки хорошего вкуса, потому она как могла училась самостоятельно подбирать вещи так, чтобы они сочетались хотя бы по цвету. Где-то она прочитала, что наличие более трех цветов в одном туалете – это дурной вкус, и за количеством цветов всегда строго следила. Их никогда не было более трех, если кропотливо не подсчитывать их оттенки. Исключение она также делала для золотистой и серебряной отделки, которая, по ее мнению, подходила всегда и ко всему, а также для голубого цвета, близкого по тону к ее собственным глазам.
Скоро Галина Романовна вдруг с удивлением обнаружила, что на шестом десятке неожиданно, что называется, попала в формат. Ранее презираемые коломенские версты нынче оказались в большой моде. Старший экономист ресторана «Фреза» тщательно обмерила свои формы портновским метром и обнаружила «золотые» 90–60—90 при росте – метр семьдесят восемь. Она разделась догола и подошла к зеркалу все того же старинного шифоньера и закусила губу от смешанного чувства удовлетворения и одновременно жалости к себе. Зеркало отражало стройную и очень хорошо сохранившуюся женскую фигуру, хотя и рожавшей, но не кормившей грудью женщины. Галине Романовне захотелось заплакать. Кроме Сашки Вербицкого, которому она не очень-то верила, никто и никогда не называл ее красивой. Она со своим, как говорили, гренадерским ростом всегда была посмешищем в каждом коллективе. А теперь, когда изменился стандарт женской красоты, ей было уже глубоко за пятьдесят. Кому теперь ее престарелые 90–60—90 нужны?
Проглотив подступающие слезы, Галина Романовна пристально вгляделась в свое лицо и с не меньшим удивлением обнаружила, что вовсе не была, как считала всю жизнь, дурнушкой. У нее были красивые голубые глаза, точеный прямой нос, аристократической формы губы и всякое отсутствие намека на двойной подбородок. Конечно, вокруг глаз уже собрались многочисленные тонкие морщинки, несколько попортился овал лица, и появились глубокие тени под глазами, но общее впечатление было очень даже неплохим. Белокурые волосы несколько посерели ввиду наличия в них обесцвеченных седых прядей, но до сих пор были сильными и очень густыми.