— Уверен, это ему большая подмога, — подытожил я нашу беседу.
Я вернулся в отель. Там я застал сообщение от Луиса, что он будет завтра утром, чуть позже запланированного. Настроение у меня немножко поднялось.
Тем вечером я стоял у себя в номере у окна, почему-то не в силах отойти. Через улицу у обочины, возле банкомата, не умолкая сигналил автомобиль — черный «кадиллак купе де виль» с треснувшим лобовым стеклом. У меня на глазах задняя дверца приоткрылась и оттуда вылезла малолетка. Стоя у машины, она рукой манила меня, беззвучно шевеля губами: У меня для нас есть местечко.
Ее бедра вихлялись в такт слышной только ей музыке. Она подняла юбчонку — там ничего не было, в том числе и четких половых признаков. Как у куклы. Маленькая распутница водила языком по губам.
Спускайся.
Ее рука скользила по гладкой коже.
У меня есть местечко.
Позвав меня еще раз, она уселась обратно в машину, и та медленно отъехала, а из полуоткрытой дверцы посыпались пауки. Я проснулся, стирая с лица паутину, и принял душ, чтобы как-то освободиться от ощущения ползающих по мне тварей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я проснулся в начале десятого от стука в дверь; сунулся инстинктивно за пистолетом — а его как раз и нет. Обмотавшись полотенцем, я осторожно, на цыпочках, пробрался к двери и приник к глазку.
Снаружи стояли два с лишним метра неукротимого темперамента, отпадной стильности и горделивости, свойственной гею-республиканцу.
— Ну-ну. Видел я, как ты в глазок подглядывал, — сказал Луис, когда я открыл дверь. — Ты, блин, что, в кино не ходишь? Снаружи стучат, актеришка подходит-смотрит, а там приставляют к глазку ствол и бабах лоху в башку.
Одет он был в черный льняной костюм с белой рубашкой без воротника. Следом за ним в номер шлейфом втянулось амбре дорогого одеколона.
— Запах от тебя, как от французской кокотки, — сказал я.
— Будь я ею, ты бы на мне разорился. Кстати, тебе бы и вправду подмарафетиться не мешало.
Я, притормозив, поглядел на себя в зеркало у двери и невольно потупился. И впрямь хорош: белый как полотно, под глазами темные круги. Губы сухие, потрескавшиеся, а во рту металлический привкус.
— Подхватил я тут что-то, — вздохнул я.
— Не иначе как чуму? Да у иных людей в гробу вид лучше, чем у тебя.
— А ты что подцепил, синдром Туретта? Все время выражаешься.
Он выставил перед собой ладони: дескать, только без рук.
— Черт, славно приехал. С порога комплименты.
— Заселился нормально? — спросил я, извинившись.
— Угу. Если б только не один му… прошу прощения… Нет, но он и вправду мудак: сунул мне в дверях свои чемоданы.
— Да? И что ты сделал?
— Да взял, положил их в такси, дал шоферу пятьдесят баксов и велел гнать в благотворительный магазин.
— Классно.
— А то.
Луиса я оставил перед телевизором, а сам принял душ, оделся, и мы с ним отправились на Митинг-стрит выпить кофе и перекусить. Я съел половинку пончика, остальное отодвинул.
— Ешь давай. Тебе питаться надо.
Я покачал головой:
— Не лезет. Ничего, пройдет.
— Пройти-то пройдет, только ты ноги протянешь. Ну так что, как тут у нас?
— Да как обычно: мертвецы, тайна, еще мертвецы.
— Кого мы успели потерять?
— Парня. Тех, кто за ним приглядывал. Возможно, Эллиота Нортона.
— Блин, только не говори, что у нас еще кто-то остался. Тем, кто тебя нанимает, надо заранее указывать твой гонорар в завещании.
Я посвятил его во все имевшие место события, умолчав лишь о черном «кадиллаке». И так проблем выше крыши, нечего еще грузить.
— И что ты собираешься делать?
— Потыкать в улей палкой, поворошить пчел. Ларуссы сегодня устраивают у себя вечеринку. Надо бы воспользоваться их гостеприимством.
— У нас есть приглашения?
— А что, без них мы раньше не обходились?
— Почему, обходились. Только иногда так хочется, чтобы по официальному приглашению. Ну, ты понимаешь: не врываться с черного хода, не слышать угроз в свой адрес, не огорчать милых белых особ, которые потом боятся черных.
Он сделал паузу, видимо, обдумывая сказанное; лицо на глазах становилось благодушным.
— Что, плохая разве идея? — спросил я.
— Идея классная, — одобрил он.
Основную часть пути к старой плантации Ларуссов мы ехали каждый в своей машине. Затем, в полумиле от ворот гасиенды, Луис припарковал свой автомобиль и пересел ко мне; дальше покатили вместе. Я спросил насчет Ангела.
— Да так, кое-чем занимается.
— Мне о том что-нибудь следует знать?
Луис вдумчиво на меня посмотрел.
— Не возьмусь ответить. Может быть, только пока рановато.
— Вот как. Вы тут, я вижу, в новостях.
Пару секунд он молчал.
— Ангел что-нибудь сказал?
— Да так, назвал городок. Давненько же вы ждали, чтобы свести счеты.
Луис пожал плечами.
— Они того заслуживали. Не заслуживали только, чтобы мы в такую даль к ним добирались.
— А ты решил: коль уж вы все равно в ту сторону едете…
— То почему б не остановиться, — докончил он. — Я свободен, гражданин начальник?
Я оставил колкость без ответа.
На въезде в поместье Ларуссов нас задержал рослый мужчина в лакейской ливрее.
— Могу я видеть ваши приглашения, господа?
— Приглашений нет, — отозвался я, — но есть уверенность, что нас там наверняка ждут.
— Ваши имена?
— Паркер, Чарльз.
— Плюс один, — поспешил добавить Луис.
Охранник, отойдя, стал переговариваться с кем-то по рации. Мы ждали, чем закончится разговор; за нами в хвост уже выстроились три машины.
— Проезжайте, — махнул он наконец рацией. — Мистер Киттим будет ждать вас в зоне парковки.
— Ну дела, — удивленно покачал головой Луис.
О своей встрече с Бауэном и Киттимом на том антиохском сборище я ему рассказывал.
— Говорил же, что сработает, — подмигнул я Луису. — Детектив я или кто.
Я вдруг поймал себя на том, что с приездом Луиса почувствовал себя лучше. Оно и неудивительно: начать с того, при мне теперь был пистолет (угадайте, кому за это спасибо), и я не сомневался, что Луис тоже был при стволе. Сомневался, правда, что только при одном.
Полмили мы ехали по живой аркаде из дубов и разномастных пальм в гирляндах бородатого мха. В зеленых кущах свиристели цикады; по машине и асфальту дробно постукивали редкие капли прошедшего с утра дождика.
Мы выехали на изумрудный простор лужайки. Еще один лакей в белых перчатках указал нам в сторону парковки под обширным тентом, прикрывающим машины от солнца; по полотну зыбились волны холодного воздуха от расставленных на траве промышленных кондиционеров. Посреди лужайки удлиненной буквой «П» стояли под крахмальными скатертями столы, ломясь от яств. Рядом взволнованно переминались негры-слуги в девственно белых штанах и рубашках, ожидая наплыва гостей. Они же шныряли среди уже скопившейся на газоне светской публики, предлагая шампанское и коктейли. Я посмотрел на Луиса; он посмотрел на меня. За исключением слуг, здесь он был единственным не белым. И единственным из гостей, облаченным в черное.
— Не мог белый пиджак надеть? — упрекнул я его. — Ты ж как восклицательный знак на ватмане. А то бы еще и чаевых набрал, мелкой купюрой.
— Глянь на моих угнетенных братьев, — патетически воздел он руки. — Ужель ни один из них не слышал о Денмарке Весси?
Возле моих ног приземлилась стрекоза, выискивая добычу среди травинок. За ней самой охотиться было некому, по крайней мере птиц по соседству я не наблюдал и даже не слышал. Единственный звук жизни подавала одинокая цапля, она торчала среди стоячего, подернутого ряской болотца к северу от гасиенды. А неподалеку сквозь насаженные дубы и пеканы проглядывали останки расположенных примерно на равном расстоянии друг от друга утлых жилищ. Черепичные крыши давно сгинули, а ломаный кирпич и всякий хлам, использованный при строительстве полтора, должно быть, века назад, повыветрился; развалюхи смотрелись теперь заподлицо с окружающим пейзажем. Несложно было догадаться, что это: бывшая улочка невольничьего поселка.