Её волосы и одежда провоняли запахами колдовского жилища.
Вскочив на свою косматую кобылку, она направила её вниз, через деревню рета’ноев, а потом послала в галоп по дороге, занесенной снегом, спеша навстречу свежему ветру, бьющему прямо в лицо.
После того, как Белан и Кирнари удалились, Турмай сидел ещё какое-то время неподвижно, уставившись на огонь. Его пальцы снова и снова пробегали по узору, означавшему предстоящий путь: баланс должен быть сохранен. Время пути — от ворот рождения до ворот смерти — определяет Мать, и эти пути текут, подобно реке, только в одну сторону. Но бледное дитя нарушило этот порядок. И Мать пребывала в гневе.
Он невесело погладил свой у’лу. То был прекрасный инструмент. Сколько исцелений он совершил с ним, сколько рождений, да и менее волшебных вещей, когда это было необходимо. Этот инструмент у него уже почти десять лет, и всё время ждал этого часа, когда придет пора обратиться к пророчеству, записанному в его узорах.
Ни один колдун не делает у’лу сам. Нет, обычно ты ищешь пустотелую ветку или деревце, достаточно большое, чтобы хорошо звучать, лучше всего — выеденное муравьями. Затем несёшь его самому древнему колдуну, которого только можно сыскать, и лишь он создаёт из него инструмент и даёт ему голос.
Этот был сделан стариком, имевшим видения, и который вложил их в кольцеобразный узор у’лу и спел песнь Огня, а затем бросил новорожденный рог через пламя, чтобы ты, поймав его, ухватил часть судьбы, отмеченную этим у’лу. После того, как этот отрезок судьбы будет пройден, инструмент сломается. И настанет время для нового у’лу и новой судьбы.
На этом у’лу старый колдун Рао, который теперь уже давно мёртв, нарисовал кольцо, какого Турмай не встречал за всю свою жизнь, да возможно и никто не видывал прежде. Это кольцо объединяло те самые отпечатки, что обозначали Странника, Объединителя и Многодетного Отца. И даже сам Рао не знал, как называется это кольцо, и зачем Мать послала ему его в виденьях.
— Узнаешь, когда наступит срок, — сказал колдун, пожимая плечами.
К настоящему времени проявил себя только Многодетный Отец: и в нём самом, и для всех тех детей, которых он наиграл в чресла мужчин и животы женщин во время Лунных карнавалов.
Однако он не был ни странником, ни объединителем, а потому этот у’лу всё ещё цел. Но с тех пор, как в его видениях возник этот белый ребенок, можно было не сомневаться, что срок его уже не долог.
И всё же пока Мать не дала ему знака, как выполнить назначенное ею — уничтожить бледное Дитя.
Вернувшись домой, Сенет обнаружила в зале поджидающего её капитана всадников Эбрадоса. Ризер’и’Стеллен, который, покуда в Эбрадосе не было нужды, был простым плотником, поднялся со своего места и учтиво ей поклонился. Его прозвали Долговязый Ризер, потому что, похожий на журавля, он вечно возвышался на полголовы даже над самыми высокими в клане, а тёмная одежда, которую он так любил ещё более вытягивала его фигуру. Другое его прозвище было Угрюмый Ризер, и не только из-за внешности: его сложно было назвать жизнерадостным человеком.
Однако быстрый взгляд его серых глаз выдал нетерпение, с которым он её дожидался, когда она, отдав слуге плащ, присела у огня, чтобы наконец скинуть обувь.
— Какие новости, кирнари? — спросил он.
— Пора собирать всадников, друг мой. Я знаю, куда вам следует отправляться.
— Мы сможем выехать уже на рассвете.
Сенет наклонилась к огню, пытаясь согреть руки.
— Присядьте со мной, я объясню дорогу. Более того, у вас будет проводник, что даже ещё надёжней. Знаете рета’ноя по имени Турмай?
— Да. Это благородный человек и очень сильный колдун, насколько мне известно. Но каким образом он сможет быть нашим проводником?
— Они с Белан узнали местонахождение тайан’джила. Это в Ауренене, в городе на северном берегу.
— Вот как?
Ризер выглядел изумленным и весьма довольным, что было так для него не характерно.
— Неплохо бы побывать в тех краях. Я всё ещё храню зелёный сен’гаи своей бабки.
Он задумчиво коснулся сине-белого сен’гаи, какой носили все хазадриелфейе: синий цвет означал небеса, под которыми им так долго пришлось скитаться, а белый — Дорогу, по которой им выпало идти, и которая наполняла их жилы. Похоже, настало время снова проделать тот путь.
Он помолчал немного, потом произнёс:
— Не её ли ребёнок стоит за всем этим?
— Возможно, или же кровь Белой Дороги возродилась в Ауренене снова, однако полагаю, что, скорее всего, правы Вы.