Рассвет встретил их хмурыми небесами, и пока они ели ледяной завтрак, сверху посыпались огромные мохнатые хлопья. Снег шёл всё сильней и сильней, и когда они двинулись в путь, валуны были укутаны белоснежным покрывалом, а мир погрузился в ту особенную тишину, создать которую под силу лишь снегопаду. По мере того, как они продвигались вперед, становилось холодней, хотя путь их теперь лежал вниз, к подножию гор, к редколесью. Они утопали в снегу, тот хрустел под копытами лошадей, пока они медленно продвигались вниз, стараясь держаться тропинки, ведомой одному только Серегилу.
Во время их сегодняшнего перехода Серегил рассказывал забавные истории о своих проделках с Алеком и Микамом, включая то первое провальное испытание Алека на пригодность к «ночным скитаньям», когда его, ни о чём не подозревающего, заслали на собственную виллу Серегила в Римини. Не обращая внимания на смешки в свой адрес, Алек поднял лицо к бледному диску солнца, смутно видневшемуся сквозь облака. Кое-что из воспоминаний об отце не причиняло боли: тот учил, что на свежем снегу всегда проще читается след.
— Пятнистая кошка, — произнес вдруг совсем рядом Микам, возвращая Алека к действительности.
И действительно, характерная вязь следов от тяжелых лап с отметинами когтей пересекла их путь неровной дорожкой. Весь остаток дня развлекались тем, что угадывали следы на снегу, спасаясь от монотонности дороги. Они нашли следы кролика и лани, крупных Аурененских благородных оленей, медвежьи и мышиные следы, а ещё Алеку показалось, что он разглядел какие-то странные отпечатки. То были следы словно бы ладоней и ног, их всегда было много и редко, когда они удалялись от деревьев. Создавалось впечатление, что семейка карликов выползала погулять на четвереньках. Карликов с хвостами.
— Это следы пори? — спросил он, немало удивленный, что встретил их так далеко на севере.
— Красных, — подтвердила Мидри. — Они мигрируют в нижние земли. Спускаются, чтобы прокормиться зимой. Деревенские детишки умудряются давать им лакомство с рук.
— Не только детишки, — рассмеялась Адзриель. — Помнится, наш великий Маг часами просиживал на дворе с кусочками яблок и корками хлеба.
— По весне Теро заставил их взбираться к нему на плечи, — добавила Мидри. — Мало кто способен проделать такое! А ведь он божился, что не применял кним никакой магии. Подобное требует огромного терпения и доброты.
Серегил в притворном изумлении выгнул бровь:
— Ну ладно первое, это я ещё могу представить, но — доброта?
— Дети обожали его, — сказала Адзриель. — Он показывал им магические фокусы. Мидри, помнишь, как он заставил скакать по столу бисквитного кролика, а тарелки плясали вокруг него?
Серегил и Алек с улыбкой переглянулись: «Теро?» Это было больше похоже на Нисандера, умевшего развеселить всех во время пирушки каким-нибудь незатейливым магическим действом, особенно, если рядом были дети. Теро же, будучи младше, сроду воротил нос, подчеркивая свою к этому непричастность.
Адзриель с улыбкой покачала головой.
— Однажды я сказала, что с нетерпением буду ждать его нового представления на очередном празднике. Он слегка напрягся и ответил мне: «Я не устраиваю представлений, я доставляю радость». Но видели бы вы, как при этом сияли его глаза!
Вскоре после этого разговора Алек услышал знакомый шелест и щебетание в ветвях наверху. Значит, не все пори всё же ушли на юг, и он был рад этому, так же, как и тому, что никто из его спутников не считал их пустой забавой. У них был красно — коричневый мех, не серый, как на юге, и размером они были побольше кошки. С другой стороны, уних были те же ловкие ручки, золотистого цвета глаза на тупоносых мордах, и длинные загнутые когти, с помощью которых они карабкались по ветвям или осторожно спускались вниз, чтобы взять кусочки хлеба, которые протягивали им всадники.
Пока все были заняты этим, Алек выследил маленькую чёрную белку, скакавшую среди самых верхних веток. На какое-то время зверёк замер, затем, поняв, что его заметили, стремглав унёсся, скрывшись за широким стволом.
— Хаба! — воскликнул Алек. Он увидел её впервые.
Мидри улыбнулась.
— Ты о Серегиле или о белке?
— О белке. Серегил не любит, когда его так называют.
— Почему?
Алек пожал плечами, ничегоне ответив. Никого, кроме самого Серегила, не касалось, что это слово теперь всегда ассоциировалось у того с Иларом.
На другой день, когда они ехали лесом, Серегил вдруг натянул узду.
— Гляньте, что у меня!
Он вытянул левую руку, показывая им крошечного дракончика-фингерлинга, вцепившегося в рукав его камзола. Тот сидел, крепко держась за его плечо, помахивал хвостиком и трепетал крошечными коричневыми крылышками.
— Первый дракон! Братишкин счастливый вестник, — сказала Адзриель, отвешивая брату шутливый поклон чести.
Согласно примете, теперь Серегил был носителем удачи до самого конца пути.
Себранн наклонился с седла Алека, чтобы посмотреть на зверька. Серегил вытянул руку, чтобы рекаро смог получше рассмотреть его. Фингерлинг тут же вспорхнул и приземлился на колене Себранна.
Себранн указал на маленькое существо и спросил Алека:
— Дра-кон?
Серегил незаметно приблизился к Адзриели и что-то тихонько спросил у неё. Адзриель несколько секунд задумчиво смотрела на Себранна, затем покачала головой.
Себранн тронул пальчиком колючую голову дракона, в то время как ещё два фингерлинга затрепетали крылышками, усаживаясь к нему на плечи и путаясь коготками в его волосах. К ним присоединились четвертый, пятый.
— Сиди, не шевелись, — предупредил Алек, но внезапно все пять дракончиков обратились в бегство, как стайка вспугнутых утят на пруду.
Себранн протянул ручку, пытаясь их остановить.
— Дра-кон!
— Быть может он и есть, хранитель удачи, — покачал головой Микам.
— Никогда не видела чтобы они так себя вели, — сказала Адзриель.
Она многозначительно посмотрела на Алека.
— Наверное им нужны его волосы, чтобы вить гнёзда.
Некоторые из них улетели, действительно, сжимая в коготках длинные светлые прядки.
Она кивнула, увидев, что рекаро протянул руку ещё одному дракончику, чтобы тот смог на неё усесться.
— Быть может он и правда один из них.
Вскоре видеть фингерлингов стало привычным, и пока они двигались дальше, те вспархивали из снега, взлетая на деревья, внезапно пересекали дорогу, пугая лошадей, или заползали в тепло их спальных скаток. Так как на убийство дракона, если то не было в целях самозащиты, был наложен строжайший запрет, каждый боялся случайно прихлопнуть фингерлинга, вдруг почувствовав зуд, или наступить на них, идя по нужде.
Себранн проявлял поразительно искренний интерес к маленьким существам, присаживаясь на корточки и наблюдая, как те кидаются врассыпную, и даже поймал одного.
— Себранн, нельзя! — сказал Серегил как можно спокойнее, чтобы не напугать рекаро или дракона.
Однако дракончик спокойно устроился на правой ладошке Себранна и обвил хвостом его запястье.
«Если вдруг он его укусит, надо ли будет мазать ранку лиссиком?» — озадачился Алек.
Но, как и прежние, этот фингерлинг улетел, не тронув Себранна. А рекаро долго следил за ним взглядом, пока тот порхал среди деревьев.
ГЛАВА 8
Вслед за песней У’лу
КАЖДУЮ НОЧЬ ТУРМАЙ ИГРАЛ на своём у’лу.
Его игра могла поджечь влажную древесину, зачаровать кролика, заманив его в силок, да кто знает, что еще? Но всё, что волновало Ризера, это его ежевечерние видения об их жертве, однако к тому времени, как Ризер и его Эбрадос добрались до большого озера, под названием Черная Вода, в ответ слышалось неизменное — «на юге». Это было слишком неопределенно, чтобы заставить капитана нервничать: ну и как найти беглецов на такой обширной территории, особенно там, где их самих непременно признают чужаками?