— Да мне хлеба надо…
— Купим. Очередь, наверно, уже подошла.
Вскоре они уже шагали рядом.
— Здорово ты его! — сказал Степан.
— Ты о чем?
— О Павеленже… Молодец ты, Гена.
— Ну и сентиментальный же ты, — громко засмеялся Геннадий. — А я-то, честно говоря, боялся. Но ты же был в магазине. Я ведь уверен был, что не один, что нас двое. Так ведь?
— Т-так.
— Ты когда приехал из стада?
— Рано утром. Приехал, попил чаю и сразу в контору, не стал даже переодеваться.
— Ничего, мы люди простые, шерсти не боимся, сами родились под шкурами, — опять рассмеялся Умтичан.
Зашли в дом. Жена Геннадия, стройная, темноглазая женщина, вышла из комнаты с тряпкой в руках.
— К нам гость пожаловал, Клава. Знатный оленевод Степан Мучитов, — торжественно объявил Гена. — Принимай давай знаменитых таежников!
— Здравствуй, Клава. У тебя что, выходной? — поздоровался Степа.
— Привет, Степан. Да, отдыхаю сегодня. С приездом тебя, — улыбнулась Клава. Она работала медсестрой в участковой больнице.
— Давай, Клава, сообрази-ка быстренько что-нибудь на стол.
— Какой нетерпеливый, — шутливо проворчала Клава.
— На работу еще, потому и тороплюсь.
— Строганину и печень неси из кладовки, — сказала Клава.
— Степан, проходи в комнату, там книги, альбомы, — и Гена выскочил на улицу.
Клава помыла руки, надела ситцевый передник, на плиту поставила сковороду и стала жарить мясо. Степан осторожно снял свой арбагас, боясь, что посыплется шерсть, и повесил на вешалку. Пригладил рукой помятый пиджак и прошел в комнату.
— Включи свет, Степа, там темно! — крикнула из кухни Клава. — И почитай что-нибудь, пока я накрою на стол.
Степан с детства знал Гену Умтичана, они вместе учились в школе… После школы Гена был лесорубом, потом поступил в Якутский сельхозтехникум, получил специальность зоотехника, до армии немного работал в стаде, а вернувшись со службы, стал электриком. (В армии он получил вторую специальность.) Теперь Гена работал дизелистом на совхозной электростанции. Был он веселым, компанейским парнем. Все вечера пропадал в клубе — то у него репетиция, то еще что… Клаве это не нравилось… Она и плакала, и бранилась, пытаясь образумить его. Ничего не помогало.
— Ты где это так долго шастал?! — со слезами на глазах укоряла Клава, когда он поздно вечером являлся домой, веселый, счастливый.
— Репетиция, — спокойно отвечал Гена.
— Ты же не мальчишка! Сколько можно прыгать на сцене?! Посмотри на себя — ведь люди смеются. У тебя будто ни дома, ни семьи…
— Семья у меня есть, зря ты так, Клава. А пока могу, все же еще попрыгаю на сцене, как ты говоришь… — отвечал Гена и пытался обнять жену.
— Ах, вот как! Может, тебе Светка мила? Так иди к ней, не задерживаю, прыгайте вдвоем! Обнимайтесь, а меня не трогай, не прикасайся ко мне! — кричала Клава, терзаясь муками ревности.
Но Гена только смеялся, ласково притягивал к себе Клаву, целовал ее мокрые, распухшие от слез глаза. И Клава быстро смирялась, оттаивала, уткнувшись мужу в плечо.
Светлана Темирова, которая была причиной Клавиных слез, работала директором Дома культуры. Одни злые языки говорили, будто бы она ходила к парням из геологической партии, что летом неделю гостили в Дюле. Другие утверждали, что видели ее со строителями, приехавшими из далекой Армении по договору с совхозом строить типовые дома. Может, было такое, а может, и нет. Основанием для пересудов служил открытый, непосредственный характер Светланы. Она могла с кем угодно вступить в непринужденный, веселый разговор, закружиться в бурном танце, допоздна сидеть с ребятами в клубе.
Гена принес из кладовки мерзлую рыбу — жирного хариуса, и оленью печенку. Вдвоем с женой быстро накрыли на стол.
— Садись, Степа, будь как дома.
— Как дела в стаде? — спросила Клава.
— Волков много. Дня два назад десять оленей зарезали.
— А в поселок ты зачем приехал? Что-нибудь для бригады понадобилось? Назад-то когда возвращаешься?
— Я ушел из бригады, назад я не поеду, — Степан опустил голову.
— Как это? — удивился Гена. — Случилось что?
— Случилось… — вздохнул Степан. — Не работа там — одно мученье, глаза б мои не глядели… Ни седла путного, ни оленей… Кадар мне таких доходяг дал…
— Ну, без ездового паси, — не очень уверенно проговорил Гена. — Ты же молодой, сильный. Со временем и у тебя хорошие олени появятся, а, Степа?
— Нет, Гена. В стадо я не вернусь. Работать так не могу, да и не хочу, честно сказать…