– Слушай, Евфаритский, больше терпеть нельзя! – заикаясь, говорил М. – Надо кончать с произволом барона, иначе он нас всех передушит…
И есаул рассказал, что он видел. Евфаритский созвал секретное совещание, на которое пришли поручик В. Виноградов, доктор Рябухин, войсковой старшина Львов, поручик Озеров, штабс-ротмистр Частухин и др. Решили сделать переворот, арестовать барона, выгнать его из дивизии, командование передать генералу Резухину и двигаться на соединение с войсками атамана Семенова, на восток. Во главе заговора встал Евфаритский – популярный и уважаемый в дивизии офицер. В эти дни генерал Резухин стоял с бригадой в 20 верстах, так как крупно поссорился с Унгерном и шел отдельно. Заговорщики уже знали, что 3-я и 4-я сотни собирались бежать самостоятельно на восток, а потому их предупредили, а так как вся разведка была в руках у есаула М., то скрыть на день или на два заговор можно было безопасно. Опасаться нужно было лишь Монгольского полка, который считал барона Унгерна своим «Богом Войны», да бурятского дивизиона. А потому, чтобы гарантировать себя от монгол, было решено, что на другой день после совета поручик Виноградов в 12 часов ночи откроет огонь из орудий по монгольскому расположению. Монголы, конечно, бросятся в бегство, а чтобы прервать связь Унгерна с Резухиным, от верных сотен было выставлено сторожевое охранение. Так и было сделано. Барон не получал от Резухина донесений, а Резухин от барона, и такое положение продолжалось сутки. В это время Евфаритский спешно заканчивал подготовку к перевороту, как вдруг со стороны резухинской бригады прискакал казак и передал на заставе, что генерал Резухин и несколько его офицеров убиты.
В резухинской бригаде был сделан переворот и один из популярных и любимых вождей Азиатской дивизии, боевой генерал, верный для всех унгерновцев боевой товарищ и всегдашний заступник перед бароном, был застрелен несколькими офицерами.
Заговорщики растерялись, это спутало все их планы.
Бригада генерала Резухина шла от Унгерна отдельно, в 20 верстах позади, что произошло после крупного разговора, закончившегося полуразрывом. Но о чем говорили бригадный и начальник дивизии, никто не знал, и лишь делали предположения, что Резухин не выдержал зверской психопатии Унгерна и встал на защиту офицеров. Факт же был налицо – дивизия шла двумя колоннами, причем на таком расстоянии, чтобы в случае нажима со стороны красных действовать сообща.
Когда генерал Резухин брал себе бригаду, Унгерн предложил ему любые полки, и он выбрал полки – Татарский Парыгина и 2-й Хоботова. Парыгин и Хоботов были произведены бароном в полковники из младших обер-офицерских чинов. В боевом отношении они были хороши, но как командиры полков совершенно не отвечали своему назначению. Да барон и не требовал этого, так как в походах и боях лично управлял не только полками, но и сотнями. Унгерновцев не удивляла резкая метаморфоза, когда в командиры полков Унгерном назначались его ординарцы. Все они были лишь полковые представители, но не полковые командиры в прямом и лучшем смысле этого слова. Но выдвижение Парыгина и Хоботова на высшие командные должности и производство их в полковники прошло по особому ходатайству бригадного командира, что впоследствии этими начальниками было забыто.
Генерал Резухин, как мы уже говорили, пользовался огромной популярностью среди унгерновцев, непререкаемым военным авторитетом и, главное, любовью, которая у нижних чинов, да и у многих офицеров доходила до институтского обожания.
Итак, Резухин шел позади и во время последней остановки расположился лагерем в 20 верстах от Унгерна. В штабе у него находился штабс-капитан Безродный, догнавший дивизию после своего жуткого преступления. Настроение в бригаде также было подавленное. Поход на Верхнеудинск не удался, кольцо красных сжималось, в продуктах уже был недостаток, шелковые тарлыки превратились в лохмотья, приближалась зима, и идти в неведомый Урянхайский край, где около озера Косогол поджидали унгерновцев крупные советские части, многим не улыбалось. Настроение большинства было – повернуть назад на восток, к атаману Семенову, который являлся спасительным маяком, несмотря на то что о нем не поступало никаких вестей.