А теперь под руководством Papa навёрстываю. Взвод, рота, батальон, полк… Я ведь шеф многих полков, и у меня множество парадных мундиров. Что значит шеф? Это вроде почётного гражданина города. Какая польза? Можно носить красивые мундиры! Сёстрам нравится, он ведь тоже шефы… шефини. Да что шеф полка, я — атаман всех казачьих войск! Что тоже пустой звук. Был бы я настоящим атаманом, то в семнадцатом году гаркнул бы на заявившихся требовать отречения депутатов: в нагайки эту сволочь! И никакого отречения!
Далее. Я бы не прочь купить поместье. Небольшое, как чеховское Мелихово. На нашу семью. Со скромным трёхзвёздным комфортом. Но не под Москвой, а в Финляндии, в пригороде Хельсинки, то бишь Гельсингфорса. Пришёл семнадцатый год, а мы в домике. Хорошо? Отлично! Стоит такое поместье двадцать пять тысяч, а что поприличнее — пятьдесят. Самое-самое — сто, но это уже пять звёзд. Мне, цесаревичу, вполне по карману. Но маленький я, слишком маленький для покупки недвижимости. Петушок на палочке — вот предел мечтаний, но и петушка не дают купить, вредно для зубов. А зубы для гемофилика… ой, не надо.
Поэтому я решил зайти с другой стороны. Говоря языком двадцать первого века, я хочу создать у населения позитивный образ царской семьи. Особенно позитивный образ царских детей. Население что думает о царских детях? Население о царских детях ничего не думает, у населения иных забот хватает. А социалисты и анархисты всех мастей изображают нас избалованными донельзя плохишами, живущими привольно и беззаботно: хочешь — пирожное, хочешь — мороженое, а в перерывах между обжорством мы хлещем кнутами крестьянских малышей, топим в прудах маленьких собачек, бросаем в грязь недоеденные булки с изюмом, в общем, бесчинствуем.
Но когда люди, прежде всего дети, узнают, что «Три поросёнка» — это наш текст, наши рисунки, наши ноты, и что мы делали это бескорыстно, всё до копейки отдали на спасение полярников, отношение, глядишь, и изменится. У детей. Которые вскоре станут молодежью, топливом революции. «Три поросёнка» — это же на всю жизнь книжка. Барон А. Отма? В России всё секрет, но ничего не тайна, это ещё Ломоносов открыл. Узнают, узнают, кто такой этот барон. Узнают, и проникнутся. А мы, может, на поросятах не остановимся. Я много детских книг помню!
Когда тётя Ольга уехала, я продолжил занятия. Французский язык мне преподает господин Жильяр, для меня — Пётр Андреевич, или мсье Пьер. Не француз, а швейцарец, швейцарцы, считает Mama, более основательны, им можно доверять. Французский — первый иностранный язык, с которым я должен освоиться, немецкий и английский будут позже. Незадача, да. Английский и немецкий я ведь знаю. Не сказать, чтобы отлично, разговорной практики в двадцать первом веке у меня особо не было, но читаю свободно, фильмы смотрю в оригинале, чатюсь. Французский же в двадцать первом веке язык не из важных, и я с ним совершенно незнаком. Но здесь и сейчас это язык международного общения. Меньше, чем в прошлом веке, когда Лев Толстой страница за страницей наполнял «Войну и Мир» русским французским, сейчас в моде другой Толстой, Алексей, но всё ещё в силе. И я учу, стараюсь.
Мсье Пьер, похоже, человек неплохой, но я с суждениями не тороплюсь. Я ведь не знаю, убили его вместе с нами в том подвале, или нет. О подвале я стараюсь не думать. Если думаю, особенно долго, особенно представляя, что и как, то становлюсь больным. Бьёт озноб, накатывает слабость, видения появляются всякие… На следующий день прихожу в норму, так то на следующий. Потому тут же стараюсь из подвала выскочить. Представляю взлетающую в космос ракету, или тираннозавра, бегущего по городу, или подводный замок Энцелада. Из виденных когда-то фильмов.
Здесь тоже есть кино, но, во-первых, без звука, его заменяет пианист, а во-вторых, черно-белый экран, и качество примерно на двести сорок строк, максимум на триста шестьдесят. Вот, я уже отвлекся.
Два часа занятий прошли быстро, Пётр Андреевич умеет увлечь. Мы читаем Жюля Верна. «Дети капитана Гранта» книга немаленькая, но мы потихоньку, потихоньку. Читаем и обсуждаем. Идёт ли речь об акулах, Пётр Андреевич рассказывает о морских чудовищах, идёт ли о паровых машинах — он и о паровых машинах сообщает очень дельные сведения, а уж знания географии у него обширнейшие. Он повесил на стену классной комнаты большую карту мира, и сказал, что по ней мы будем следить, где сейчас находится экспедиция по спасению капитана Гранта.