Выбрать главу

Нам и точек с тире пока довольно. Но не за горами и полноценное радио, с трансляциями из Мариинского театра и Государственной Думы. Лет через десять, если не будет войны. Другой бы попаданец что? Другой бы попаданец быстренько организовал Русскую Радиовещательную Компанию, с использованием как проводного, так и беспроводного вещания. Другой, но не я. Я просто не знаю, как это работает. Могу пробубнить о радиоволнах, могу даже схемку детекторного радиоприемника изобразить, но

этого мало. Да и спроса особого нет. Хочешь музыки — садись за фортепьяно, и играй. Кому фортепьяно не по средствам, действительно ведь дорогой инструмент, тогда бери гармошку, а ещё проще — балалайка. Я слушал балалаечников, когда с Papa ездил в разные полки, полковая самодеятельность, так сказать, слушал, и удивлялся, как, оказывается, здорово играют. Я, говорят, тоже прежде играл, но нет, я сменил балалайку на перо и карандаш.

А если и балалайки нет — поют хором или соло, а капелла. Иногда мило. Вот оно, сарафанное радио.

Кстати, о сарафанном радио. У меня на него большие планы.

Подданные о жизни царской семьи знают мало. Откуда им знать? Нет, парадные фотографии публикуют постоянно, и в кинохрониках показывают, и вообще… Но это витрина, не более. А что там на самом деле, никто не знает. Теоретически. Не пишут газеты о личной жизни. Хотеть хотят, но не пишут. Приличия пока не позволяют об этом писать. И цензура. Формально её, цензуры, после октябрьского манифеста нет, но она есть. Закрыть газету — дело простое. Ту же «Правду» закрывали многажды. Она, конечно, возрождается — то «Рабочая Правда», то «Пролетарская Правда», то «Северная Правда» — но это и хлопотно, и затратно, и теряешь подписчиков. О подписчиках «Правда», положим, не очень беспокоится. Обходится. Не с продаж живёт, не подписчики её кормят. Но другим газетам важно себя блюсти.

Если нет газет — в дело вступает сарафанный телеграф. Я даже удивился, встретив это выражение «сарафанный телеграф». Оказывается, оно существует сейчас, в начале двадцатого века. Ну, а почему бы и нет? Сарафаны есть, телеграф есть, значит, и сарафанный телеграф есть.

Во дворце и вокруг дворца работает множество людей. Не только и не столько лакеи, а обычные мастеровые, суть рабочий класс — сантехники, электрики, столяры, маляры и прочие. Есть и крестьяне — скотники, доярки, птичницы. И полно людей из сферы обслуживания — горничные, кухонные работники, смотрители, и, наконец, лакеи. Все они видят императорскую семью, а некоторые даже удостаиваются разговора — Papa запросто может поговорить с электриком о наилучших осветительных лампах, а с маляром — об особенностях покраски заборов. И это будет разговор знающего человека: Papa нередко и сам красит беседку или меняет лампочку. Он вообще не чурается физического труда — чистит дорожки, лёд на прудах, и тому подобное. Для здоровья полезно.

И вот о том, что видят и что слышат, люди болтают. Не громко, не публично. Муж расскажет жене, что вот сегодня, когда он чинил стул работы венского мастера, его похвалил Государь, мол, хорошо работаешь. Или горничная увидит, как Императорские высочества Великие княжны устроили битву на подушках, и тоже расскажет об этом матушке. Дело житейское, никто не ждёт от прислуги полного молчания. Да и беды в этом нет. Ну, живут люди, и живут. Да, богато, да, красиво.

Но ведь это скучно. А от них, от мужей, дочерей, просто знакомых, ждут необычного. Что Великие княжны ночами летают над парком на мётлах, а цесаревич каждое утро выпивает рюмку крови негра Джона, которого специально держат при дворце для этой цели.

Конечно, таких новостей нет. Но люди следят внимательно, жадными глазами и чуткими ушами. И потому визиты Распутина во дворец ни для кого не секрет. А о нём, о Распутине, слава идёт дурная. Намекают, что фамилия неспроста у него такая. И этой дурной славе просто ковровую дорожку стелют — заходи, дорогая, во дворец. Хотя фамилия совсем не о том, распутье — развилка дорог. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — убитому быть…

После того, как я выгнал Распутина из покоев сестер, сарафанный телеграф провозгласил меня героем. Откуда знаю? А от товарищей по детским играм. Детям, конечно, такое не рассказывают, но уши у них есть. И в глазах Коли Деревенко я герой вдвойне — прогнал не просто Распутина, а нехорошего взрослого дядю Распутина.