Бред же! Я такую простую, в общем-то, вещь, как фильмоскоп, сделать не могу.
Почему бы не поручить миссию спасения России специально подготовленному человеку? Знающему, умеющему, обязательно честолюбивому? Старшему офицеру госбезопасности, к примеру, а звании от майора до полковника? Младше — ещё не дорос, старше — уже одеревенел. Чтобы и стрелял быстро, метко и без раздумий, и мог через бедро с захватом? Опять же чтобы в ядах разбирался всяких, и мог из подручных средств соорудить порошок на двадцать персон прямо на кухне?
Потому и не поручают. Жалко им Россию.
Кому «им»?
Экспериментаторам. Или экспериментатору.
Хотя… Хотя всё может быть гораздо проще и приземлённее. Я — цесаревич Алексей. Подлинный, другого нет. Во время болезни подошёл к краю, но вернулся. Был болезненный бред — будто я живу в двадцать первом веке, и всё остальное. Бред, и только. А что такое бред? Игра ума. Не всегда бесплодная.
А как же революция?
А так. Была в пятом году. И возможность ее сохраняется. Вот и думаю о ней.
А как же Великая война?
И войны всегда боятся нормальные люди. Это только поначалу всенародный подъем, уря-уря, даешь Варшаву, дай Берлин! Иди, возьми.
А как же выстрелы в Сараево? Подождем лета четырнадцатого, посмотрим.
А Седов? А вот это узнаем скоро, Колчак идёт к Новой Земле.
А как же мои рисунки? Сказки? А никак. Всякий ребенок сочиняет сказки. А способности к рисованию у Романовых есть, взять хоть дедушку Александра Александровича, хоть тётушку Ольгу Александровну. Да и сёстры рисуют. Просто меньше, чем я. Дремали, дремали во мне таланты. А теперь проснулись. Наверное, что-то, напротив, уснуло, ведь говорит же Ломоносов: если в одном месте прибавилось, в другом непременно убавилось, да. Ну, а Седов — он же тайны из экспедиции не делал, напротив, раздавал интервью налево и направо, с описанием планов, маршрута. Я и запомнил. Всей моей заслуги — организовал сбор средств. С помощью ma Tante и остальных.
Посмотрим.
А пока будем жить и веселиться. Нет рока. Нет неизбежности. Будущее в моих руках.
И я пошёл веселиться. То есть просто гулять по «Штандарту». В сопровождении дядек, Андрея и Клима. Им-то «Штандарт» знаком, а мне одному недолго и заблудиться.
Иду неспешно, уже привык — сорок пять шагов в минуту. Я, понятно, в матросском костюмчике, но не таком, в каком обычно ходят — короткие штанишки, и рубаха легкая. Штаны полномерные, рубаха просторная, под ними — налокотники и наколенники. А на ногах берцы, летние, белые, лёгкие, но прочные. А на голове колониальный шлем, пробковый. Для лета в самый раз. Народ привык, никто не пялится. Что с ребенка-то взять?
Прошли на верхнюю палубу. Один полный круг — шестьсот шестьдесят шагов. Моих шагов, мелких, вальяжных. Пятнадцать минут. На самом деле больше: я время от времени беру у дядьки Клима морской бинокль и смотрю на берег. Но руки быстро устают, изображение дрожит, я возвращаю бинокль и продолжаю путь. Нужно мне что-нибудь детское, легкое. Но я же не настоящий моряк. Я моряк дачный.
И вообще, зачем мне личная яхта? Если вдруг захочу съездить частным образом в Лондон или Рим, то куплю билет на лайнер. Первым классом — очень и очень комфортно. Вопросы безопасности? А я инкогнито. Даже без титула. Господин… господин Симоненко, вот. Никакому анархисту в голову не придет, что наследник путешествует, как обыкновенный мещанин. Сын сахаропромышленника, которому отец в награду за окончание гимназии с отличными знаниями при прилежном поведении подарил поездку первым классом.
Я гулял, мечтал, понимая, что мечты эти — малосбыточны. Сначала нужно дожить до шестнадцатилетия. А там, поди, навалятся заботы такие, что поездка в шхеры будет казаться лучшим отдыхом.
Правда, в юности Papa попутешествовал. Даже в Японии был, варварской стране, где дикие полицейские так и норовят огреть мирного путешественника саблей по голове. Но у Романовых головы крепкие. Однако я вряд ли перенес бы подобное. Да, вряд ли. Потому под пробковым шлемом у меня стальная прокладка, небольшая, пятимиллимитровая. Мы не в Японии, но мало ли…
Нет, со стороны экипажа угрюмых и злобных взглядов я не вижу. С чего бы им быть? И люди проверенные, и служба не из самых тяжелых, и довольствие особое, гвардейское, а уж об офицерском мордобое вообще смешно слышать, это исключено абсолютно (хотя в «Правде» и пишут о невыносимых тяготах моряцкой жизни на царских яхтах). Служить на