Я присел на корточки.
Не дышит. Умер. Без сомнения.
Со мной были сестры, и больше никого. Дядек и мсье Пьера я попросил нас не тревожить.
Там, в двадцать первом веке, собаки у меня не было. С собакой хлопотно, с собакой гулять нужно, собака — это большая ответственность, говорила мать, и всё верно говорила. Какой из меня выгуливатель собак? Ну, и ещё они кусаются, собаки. Даже свои, собственные. Играясь, возьмёт, да и и тяпнет за лодыжку. Не прокусив кожу. Обычному человеку пустяк, в крайнем случае смазал индовазином, и забыл. А вот для гемофилика — серьёзный ущерб. Кровоизлияние в суставную сумку, и всё тому сопутствующее.
Поэтому в двадцать первом веке у меня были рыбки. Гуппи. В небольшом, на тридцать литров, аквариуме. Это отец их завёл. А потом, после его гибели, заботился о рыбках я. Хотя особой заботы и не было: выгуливать рыбок не нужно, знай, корми раз в день сушеными дафниями, вот и вся забота. О породе я не заморачивался, и со временем население аквариума пролетаризировалось. С рыбками, как и с людьми: лучше не выделяться. И выживали мальки серые и неприметные. А другие не выживали. Их зачищали сами гуппи. Хорошее слов «зачищали». Вроде хлопка, прилёта и задымления.
К тому, что здесь у меня появилась собака, я поначалу относился настороженно. Хотя правильнее — я появился у собаки. Но Джой подмены, видно, не заметил, а если заметил, то отнёсся философски. Он вообще был дружелюбной собакой, и всех встречал веселым лаем и вилянием хвоста. Меня тоже. И я потихоньку свыкся с Джоем. Гулял с ним, правда, неспешно, по Александровскому парку, гулял и думал, что если бы у меня и в двадцать первом веке был свой парк в сотни гектаров, если бы были дядьки, если бы, если бы, если бы… то я, быть может, тоже завёл бы собаку.
И вот теперь Джой мёртв. Лежит, а рядом, уже на другом коврике, резиновом, две миски, одна для воды, другая для еды. Резиновый коврик — потому что Джой ест не слишком опрятно, и коврик каждый день нужно протирать мыльной водой.
Ел не слишком опрятно.
Но больше не будет.
Сёстры меня не утешали. Понимали — бесполезно.
— Вот что, — сказал я им наконец. — Если Papa вернулся с учений, то позовите его ко мне. Скажите, что это важно. Очень.
Вот такую задачу я им поставил, чем, думаю, удивил. Чтобы мальчик восьми лет от роду, пусть и Наследник, требовал к себе Государя? Где это видано, где это слыхано.
Но они удалились. Все. Видно, подумали, что я хочу остаться один. Попереживать, поплакать.
Ну, да, конечно. Грустно. Успел ведь привыкнуть, с осени-то. Но — позже. Позже буду переживать и плакать.
Через пятнадцать минут пришёл Papa.
Он наклонился к собаке, затем вздохнул:
— Что, печалишься? Я и сам печалюсь. Привыкаешь к ним, а у собаки век короток. И от болезней умирают, и вообще…
— Я, конечно, печалюсь, Papa. Но вас позвал не из печали.
— А по какой же причине?
— Джой не умер. Вернее, не сам умер. Его убили.
— Убили? — Papa внимательно посмотрел на меня. — С чего это ты решил?
— Потому что знаю, кто его убил.
— Кто же?
— Я. Нет, не нарочно. Так получилось.
Papa опять осмотрел Джоя.
— Как же ты его убил?
— Мне… Мне на завтрак принесли омлет офинзерб. Mama настаивает, ей доктора говорят, что мне-де яйца нужно есть почаще. Для роста полезно, и вообще. А я не хотел. Но и огорчать Mama тоже не хотел. А тут Джой. Смотрит умильно прямо в глаза, хвостом виляет. Я и скормил омлет Джою. Его, омлета, не скажу, чтобы много было. Джой съел мигом, потом ещё и миску долго вылизывал. Понравилось, значит. Потом мы с ним немного прогулялись по верхней палубе, вернулись. Он улёгся спать, после сытного обеда с ним это бывает, а я отправился на берег. Собственно, ещё и поэтому я его покормил омлетом, чтобы он не огорчался, что не беру с собой, а лёг поспать. Переваривать еду во сне в природе хищников. Это я в «Газетке» читал, — зачем-то добавил я.
— Но это не означает, что собака умерла от отравления.
— А отчего же? Джой молод, Джой здоров, и Джой умер после того, как съел предназначенную мне еду.
Papa всё ещё сомневался. Ему хотелось сомневаться. Иметь на «Штандарте» отравителя —
это же кошмар.
— Нужно сказать докторам, — сказал после минуты раздумья Papa.
— Это пожалуйста, но я не уверен, что наши доктора разбираются в болезнях собак, разбираются в ядах, разбираются в преступлениях…
— Кто принес тебе завтрак? — вдруг спросил Papa.
— Юнга, Олег… Олег Гордиевский, да.
Олег был с нами в плавании первый сезон. Ему, Олегу, двенадцать лет, вот и решили, что мне будет приятнее, если он будет подавать мне завтрак в таких случаях, как сегодня. То есть когда мы не завтракаем все вместе, в кают-компании. А не завтракаем мы потому, что Papa с утра отправился на крейсере наблюдать за учебными стрельбами. Вот тут злодей и воспользовался случаем.