— Обними меня, — сказала я, и несколько минут мы сидели обнявшись, хотя оба чувствовали, что ничего душевного нас не связывает.
«Неважно, неважно», — повторяла я себе, когда он ушел, понимая, что между нами все кончено. Ему будет лучше с какой-нибудь жизнерадостной австралийской девушкой.
Я попыталась восстановить в памяти последовательность событий, которые привели к этому печальному финалу. Всего не сколько недель назад я беседовала с Хейдс Свит на приеме в мэрии; с Китом у нас завязывался роман; несмотря на то что мои поиски зашли в тупик, в глубине души я все еще надеялась, что найду мать. Я мучила себя, вспоминая все те случаи, когда мне казалось, что я становилась к ней ближе: цыганка, укравшая ожерелье в Шанхае; ощущение ее присутствия на Тубабао. Вспомнив, как я рассердилась на Красный Крест, когда Дейзи Кент сказала, что они не смогут мне помочь, я горько усмехнулась. Как выяснилось, матери не удалось даже выехать за пределы Китая, ее казнили всего через несколько часов после того, как я видела ее в последний раз. Потом я вспомнила печальное лицо Сергея и совет Дмитрия отказаться от бесплодных ожиданий. Может, они знали о смерти матери, но решили не рассказывать мне об этом?
Я столько лет ждала, рассчитывая, что пустота, рожденная во мне разлукой с матерью, когда-нибудь заполнится, но теперь вынуждена была признать, что этого не случится никогда.
Через семь дней на пороге моей комнаты возникла Ирина с полотенцем и панамой в руках.
— Аня, нельзя ведь лежать в постели вечно. Твоя мать наверняка не хотела бы этого. Пойдем на пляж. Иван принимает участие в празднике, последний раз перед возвращением в Мельбурн.
Я приподнялась. Даже сейчас не могу понять, почему я это сделала. Ирина тоже явно не ожидала, что я зашевелюсь. Возможно, за неделю, проведенную в кровати, я поняла, что единственный способ побороть боль — встать. В голове у меня был туман, тело ослабело, ноги почти не слушались, как у человека, который перенес долгую и тяжелую болезнь. Мою смену позы Ирина восприняла как разрешение открыть жалюзи. Я, словно вампир, стала закрываться рукой, когда в комнату хлынул яркий солнечный свет и звуки океана. Мы шли купаться, но Ирина все равно настояла на том, чтобы я приняла душ и вымыла голову.
— Ты слишком красивая, чтобы позволить себе показываться на людях в таком виде, — сказала она, пробуя на ощупь мою всклокоченную гриву и мягко подталкивая в сторону ванной.
— Тебе нужно было стать медсестрой, — пробормотала я и вспомнила, какие из нас получились медсестры во время тайфуна на Тубабао. Как только я встала под душ и открутила краны, энергия снова покинула меня. Я села на край ванны, уткнула лицо в ладони и заплакала.
«Это я во всем виновата, — думала я. — Тан пустился за ней в погоню, потому что я сбежала от него».
Ирина убрала с моего лица волосы, но на слезы не обратила внимания. Она подвинула меня под струю воды и начала сильными движениями пальцев намыливать мои волосы. Шампунь пах карамелью.
Праздник на берегу стал для меня неожиданным возвращением из мира теней в мир живых. На пляже яблоку негде было упасть от загорающих: женщины в соломенных шляпах, дети с надувными резиновыми кругами, мужчины с носами, намазанными цинковым кремом, старики, устроившиеся на подстилках. Здесь же собрались и спасатели из всех сиднейских клубов. За прошедшую неделю что-то произошло у меня со слухом. Звуки то казались мне невыносимо громкими, то стихали вовсе. Плач ребенка заставил меня закрыть уши, но когда я отняла руки, то вообще перестала слышать хоть что-нибудь.
Когда мы пробирались сквозь толпу, Ирина взяла меня за руку, чтобы мы не потеряли друг друга. Солнце, весело поблескивающее на воде, в тот день казалось обманчивым, потому что у берега было полно водоворотов, к тому же накатывали высокие и опасные волны. Троих уже пришлось извлекать из воды, хоть они даже не выплыли за флажки. Вокруг начали поговаривать, что праздник нужно отменить, но потом все же решили, что гонки лодок можно провести.
Спасатели гордо шли под флагами своих клубов, как солдаты на параде. «Мэнли», «Мона Вале», «Бронте», «Квинсклифф». Представители «Клуба серфингистов-спасателей Северного Бонди» маршировали в комбинезонах, раскрашенных в клубные цвета: шоколадно-коричневый, красный и белый. Иван был белтменом [25]. Он шел, высоко подняв голову, отчего шрам, освещенный ярким солнцем, был почти не виден. Я вдруг поняла, что в ту минуту видела его лицо таким, каким он был на самом деле: челюсть выдвинута вперед, как у классического героя, взгляд устремлен к невидимой цели. Из толпы то и дело раздавались крики восхищенных женщин. Поначалу Иван смущался, не догадываясь, что эти крики относятся к нему. Но когда ему на шею бросилась какая-то блондинка, а ее подруги под одобрительные смешки остальных спасателей осыпали его воздушными поцелуями, он заулыбался. Наблюдать за этой несмелой радостью было для меня единственной отдушиной за последнюю неделю.
Если бы я была поумнее, получше разбиралась в своих чувствах, я бы вышла за Ивана еще в те дни, когда он сделал мне предложение, думала я. Может, тогда и он, и я жили бы спокойнее и счастливее, чем сейчас. Но прошлого не вернешь. Теперь оставалось только сожалеть.
Команда Ивана подтащила лодку к воде. Зрители из местных стали подбадривать их свистом и криками: «Бонди! Бонди!» Ирина позвала Ивана, он обернулся в нашу сторону и встретился глазами со мной. Я почувствовала, как от его улыбки на сердце у меня стало тепло. Но он тут же отвернулся, и холод снова сковал меня.
Прозвучал свисток, и команды, подхватив лодки, ринулись в море навстречу высоким волнам. Одну из лодок увлекло отходящей волной и перевернуло. Большинство спасателей, которые сидели в ней, успели выпрыгнуть, но один замешкался и ушел под воду, так что его самого теперь нужно было спасать. Один из судей бросился к берегу, но возвращать лодки было уже поздно — они заплыли слишком далеко. Болельщики притихли. Все понимали, что игры закончились, в этой ситуации гонка могла привести к гибели одного из участников. Минут десять четырех остальных лодок вообще не было видно из-за высоких волн. У меня внутри все сжалось. А вдруг я потеряю еще и Ивана? Но тут над волнами взметнулись весла возвращающихся лодок. Впереди шла лодка Ивана, но никому, похоже, не было дела до того, кто станет победителем соревнования. На сердце у меня отлегло, однако, как оказалось, океан приготовил спасателям еще одно страшное испытание. Послышался треск дерева, и лодка, на которой плыла команда Ивана, начала рассыпаться на части, как старая соломенная шляпа. Лица спасателей сковал ужас, только лицо Ивана по-прежнему оставалось бесстрастным. Он прокричал что-то своим товарищам, и они, схватившись свободными руками за борта лодки, каким-то чудом сумели не дать корпусу развалиться окончательно. Твердой рукой Иван удерживал руль до тех пор, пока лодка наконец не уткнулась носом в песок. Толпа болельщиков Северного Бонди взорвалась радостными криками, но победа в соревновании сейчас меньше всего интересовала Ивана и членов его команды. Мужчины выпрыгнули из лодки и бросились обратно в воду, чтобы помочь остальным спасателям выбраться на берег.
Когда последний из спасателей благополучно высадился на сушу, зрители закричали:
— Качай его! Качай героя!
Спасатели подняли Ивана в воздух с такой легкостью, будто он был балериной, а затем понесли его к зрителям и бросили в толпу девушек, которые с хохотом набросились на него с объятиями и поцелуями.
Ирина тоже рассмеялась и повернулась ко мне, но я не услышала ее смеха. Я полностью утратила слух. Ее загорелая кожи блестела на солнце, соленый морской воздух закрутил ее волосы в красивые русалочьи локоны. Продолжая смеяться, она помчалась к Ивану и сделала вид, что хочет сорвать с него шапочку, а ом стал уворачиваться. Толпа двинулась вперед, оттесняя меня все дальше и дальше, пока наконец я не оказалась на пляже одна.
25
Белтмен — в Австралии: участник пляжной спасательной команды, который выплывает вперед с привязанной к ремню веревкой.