Ее пуделя задавила машина, но она мужественно перенесла эту потерю и завела себе попугая, которого звали Фи-Фи.
Подобное настроение читалось в глазах и других постоянных посетителей, которые остались в Шанхае. Британские и американские коммерсанты, голландские владельцы торговых судов, нервные китайские предприниматели. Отчаянное желание вести привычный образ жизни заставляло этих людей собираться в клубе, что и держало нас на плаву.
Несмотря на хаос, царивший на улицах, мы пили дешевое вино, как когда-то марочные вина лучших сортов, и ели нарезанное кубиками копченое мясо с тем же видом, с каким раньше наслаждались икрой. Когда выключалось электричество, мы зажигали свечи. Каждую ночь мы с Дмитрием танцевали в зале, словно новобрачные. Война, смерть Сергея, Амелия — все это казалось страшным сном.
По вечерам, когда клуб не работал, мы с Дмитрием оставались дома. Мы читали друг другу книги или слушали пластинки. В центре огромного агонизирующего города мы стали жить жизнью обычной супружеской пары. Амелия превратилась в призрак лишь изредка залетавший в дом. Иногда я чувствовала ее запах на подушке или замечала блестящую черную волосинку на щетке. Но я не встречалась с Амелией и ничего не слышала о ней, пока через несколько недель после того, как я переехала в дом, не зазвонил телефон. Трубку сняла старая служанка. Теперь, когда в доме не было дворецкого, у старухи вошло в привычку разговаривать по-английски и подходить к телефону. Я сразу поняла, кто звонит, увидев, как Чжунь-ин вбежала в комнату и как она старательно избегала встречаться со мной глазами. Она что-то шепнула Дмитрию.
— Скажи ей, что меня нет дома, — бросил он.
Служанка пошла обратно в прихожую и уже взяла трубку, чтобы передать послание, когда Дмитрий, достаточно громко, чтобы его услышала и Амелия, крикнул:
— Скажи, чтобы она больше сюда не звонила!
На следующий день я получила срочную записку от Любы с просьбой встретиться в клубе. Мы не виделись около месяца, и, когда заприметила ее в вестибюле, в пышной шляпе, но с мертвенно-бледным лицом, я не на шутку испугалась.
— Что с вами? — вскрикнула я.
— Мы уезжаем, — сообщила она. — Вечером отправляемся в Гонконг. Сегодня последний день, когда действительны выездные визы. Аня, ты должна ехать с нами.
— Я не могу, — сказала я.
— У тебя больше не будет шанса выбраться отсюда. У Алексея в Гонконге брат. Мы можем сделать вид, что ты наша дочь.
Никогда еще я не видела Любу такой взволнованной и испуганной, хотя именно ее я должна была благодарить за то, что смогла пережить кризис своей семейной жизни. Однако, взглянув на остальных женщин в зале, тех немногих, кто еще посетил клуб, я заметила, что на их лицах то же самое выражение мимического страха.
— Ко мне вернулся Дмитрий, — начала объяснять я. — Вряд ли он захочет бросить клуб, а я, разумеется, останусь с мужем. — Я прикусила губу и перевела взгляд на свои руки. Еще один близкий человек покидал меня. Если Люба уедет из Шанхая, мы, скорее всего, уже никогда не встретимся.
Люба раскрыла сумочку и достала носовой платок.
— Я же говорила, что он вернется, — пробормотала она, подпоен платок к глазам. — Я бы могла помочь вам обоим уехать, но ты права насчет Дмитрия, клуб он не оставит. Жаль, что они с моим мужем перестали быть друзьями. Алексей, наверное, смог бы его убедить в необходимости отъезда.
Появился метрдотель и объявил, что наш столик готов. Когда мы заняли места, Люба заказала бутылку лучшего шампанского и творожный пудинг на десерт. Принесли шампанское, И она залпом выпила первый бокал.
— Я сообщу тебе наш адрес в Гонконге, — с твердостью в голосе заявила она. — Если тебе понадобится наша помощь, любая, дай мне знать. Хотя мне было бы намного спокойнее, если бы я знала, что и вы собираетесь уехать из Шанхая.
— В клуб все еще ходят очень многие из старых посетителей, — сказала я. — Но если и они начнут уезжать из города, обещаю, я поговорю с Дмитрием.
Люба кивнула.
— У меня есть новости о том, что случилось с Амелией. — Она внимательно посмотрела на меня.
Я впилась пальцами в сиденье стула, не зная, хочу ли это слышать.
— Мне рассказали, что она начала охотиться за одним богатым техасцем. Но тот, судя по всему, оказался хитрее ее предыдущих жертв. Получив то, что ему было нужно, он бросил ее. На этот раз ее просто-напросто провели.
Я поведала Любе о том, как вчера вечером Дмитрий крикнул Амелии, чтобы она больше не звонила.
Кажется, шампанское немного успокоило нервы Любы. У нее на лице появилась улыбка.
— Так, значит, эта стерва решила еще раз попытать счастья, — усмехнулась Люба. — Не переживай, Аня. Он уже освободился от ее чар. Прости его и люби всем сердцем.
— Буду любить, — сказала я, чувствуя, как неприятно мне говорить об Амелии. Она была как вирус, который спит, пока о нем не вспоминаешь.
Люба осушила еще один бокал шампанского.
— Эта дамочка — дура, — заявила Люба. — Она всем рассказывает, что в Лос-Анджелесе у нее есть связи с богатыми людьми. Амелия хочет открыть свой собственный клуб «Москва — Лос-Анджелес». Просто смешно!
Когда мы вышли из клуба, шел дождь. Мы поцеловались на прощание. Выпитое шампанское помогло нам сдержать слезы. Я провожала Любу взглядом, пока она пробиралась через толпу и садилась в рикшу. «Что случилось со всеми нами? — подумала я. — Ведь это мы когда-то танцевали вальс в клубе „Москва — Шанхай“ и пытались петь, как Жозефина Бейкер».
Всю ночь тревожно завывали сирены и где-то вдалеке были слышны выстрелы. Утром в саду я увидела Дмитрия, который стоял по щиколотку в грязи.
— Они закрыли клуб, — сказал он.
Его лицо было пепельно-серым. В полных отчаяния глазах я увидела маленького Дмитрия, мальчика, который потерял мать. Как будто не желая соглашаться с очевидным, он покачал головой и прохрипел:
— Мы погибли.
— Но ведь это на время, пока все не утрясется, — попыталась я утешить мужа. — Я к этому была готова. У нас все есть, чтобы продержаться несколько месяцев.
— Ты разве не слышала? — зло крикнул он. — Коммунисты захватили власть! Они хотят, чтобы все иностранцы убрались отсюда. Все, в том числе и мы. Американское консульство и Международная организация беженцев зафрахтовали корабль.
— Тогда давай уедем, — твердо произнесла я. — Начнем все снова.
Дмитрий опустился на колени в грязь.
— Ты слышала, что я сказал, Аня? Беженцы! Мы не сможем ничего с собой взять.
— Тогда давай просто уедем, Дмитрий. Нам и так повезло, что кто-то согласился нам помочь.
Он поднес к лицу заляпанные грязью руки и прижал их к глазам.
— Мы станем бедными.
Слово «бедными» он произнес так, словно это был смертный приговор, ноя, как ни странно, почувствовала облегчение. Мы станем не бедными. Мы станем свободными. Я не хотела уезжать из Китая, потому что он меня связывал с матерью. Но тот Китай, который знали мы, прекратил существование. Он, как вода, в мгновение ока просочился у нас между пальцами. Никто был не в силах что-либо изменить. Даже мать согласилась Ом с тем, что нам с Дмитрием следует воспользоваться шансом все начать заново.
Старая служанка переменилась в лице, когда я сообщила ей, что она и Мэй Линь должны покинуть дом, потому что оставаться с нами теперь небезопасно. Я сложила в большие сумки нею еду, какую смогла найти в доме, и сунула старухе пачку денем; велев спрятать их под платьем. Мэй Линь вцепилась в меня руками и не хотела отходить ни на шаг. Дмитрию пришлось помочь мне усадить ее в рикшу.
— Вам нужно ехать вместе, — объяснила я девочке.
Когда рикша скрылся из виду, у меня на глаза навернулись слезы. Мне вдруг ужасно захотелось оставить Мэй Линь рядом с собой. Но я понимала, что девочку не выпустят из страны.
Мы занимались любовью с Дмитрием под рев пролетающих бомбардировщиков и эхо далеких взрывов.
— Простишь ли ты меня, Аня? Простишь ли когда-нибудь? — позже спросил меня Дмитрий. Я сказала, что уже простила.