Серена подумала, что, возможно, Джон прав. Может быть, сам того не понимая, Ник действительно обратился именно к ней, потому что знал, что ей можно доверять, чувствовал, что она никогда не предаст его? А если это так, то она должна оставаться такой, какая она есть, и не пытаться под кого-то подстраиваться.
— Но ведь, — в задумчивости рассуждала она вслух, — нельзя оставаться всегда одинаковой.
— Конечно же нет, — тут же согласился Джон.
— Да, я тебя поняла… — Она серьезно задумалась. — Но это верно и по отношению к Нику. Он тоже должен оставаться собой, я не имею права требовать, чтобы он менялся в угоду моим капризам.
— Эй, что вы тут такое обсуждаете? Международные дела? — неожиданно окликнул их Ник.
Как обычно, с ним пришла куча людей, которые, то ли привязались к нему по дороге, то ли собирались идти с ним куда-то — но, во всяком случае, Серена уже привыкла, что лучше всегда держать наготове кофейник с горячим кофе и иметь в холодильнике запас провизии, чтобы наскоро сделать бутерброды.
— Привет, Ник — весело отозвался Джон. — Нет, мы говорили о Шекспире, а именно о «Гамлете».
Угол рта у Ника вдруг задергался. Он увидел их издали и некоторое время молча смотрел, как его жена и лучший друг поглощены каким-то серьезным и увлекательным разговором.
— Какие они серьезные, но как увлечены друг другом, — небрежно сказал он. — Серена, прелесть моя, как у нас насчет кофе?
— Насчет кофе у нас все отлично. — К удивлению Серены, оказалось совсем не сложно подхватить его легкий тон. Она вскочила со своего места и побежала на кухню. Подходя к двери, она обернулась и крикнула: — Если кто-нибудь умеет делать омлет, в холодильнике полно яиц!
Гости нашли это предложение заманчивым, и сразу несколько человек пошли на кухню.
В галерее, где обычно выставлял свои работы Джон, должна была пройти выставка двух художников — самого Джона и еще одного пейзажиста. Как и предсказывал Ник, портрет Серены произвел фурор. Если бы не звезда из красной бумаги в углу картины, нашлось бы много охотников купить ее.
Однако это совсем не расстроило Джона. После выставки он получил один заказ, и еще один намечался. Вдобавок он продал на выставке пять других своих картин.
Серена очень радовалась такому успеху своего друга, так же как и Ник, — отчасти, потому, что оказался прав насчет портрета.
— Это успех вполне заслуженный. Если он не станет по-настоящему знаменитым в ближайшие пять лет, я готов съесть свою шляпу, — сказал Ник Серене, когда они выходили с выставки.
Серена радостно кивнула в ответ, а Ник продолжал все с тем же энтузиазмом:
— Я тебе больше скажу: когда мы состаримся и обнищаем, то сможем продать твой портрет и жить безбедно до конца своих дней.
— Веселая перспектива, — подхватила Серена тем же легким тоном, который стал легко даваться ей в последнее время. — Но я настаиваю, чтобы мы ее продали, только когда у нас больше ничего не останется.
— Ну, разумеется, — серьезно ответил Ник. — Кстати, ты заметила того чудного старика, который не отходил от твоего портрета? — неожиданно спросил он. — Такой высокий, худой и очень сутулый?
— Нет, не заметила, — призналась Серена. — По-моему, он уже ушел.
Ник искоса посмотрел на нее:
— Могу поклясться, что он целый день вертелся у картины. То уходил, то опять возвращался. По крайней мере, все время, пока мы там были.
— Странно! — удивилась Серена. — То есть… нет, конечно, ничего удивительного, что он заинтересовался портретом, но подходить несколько раз… Интересно было бы узнать, кто он такой?
— Наверное, какой-нибудь чудак-миллионер, — предположил Ник. — Видимо, ты напомнила ему его первую любовь, та девушка вышла за другого, и теперь он наверняка решил завещать тебе все свое состояние!
Именно благодаря этому разговору Серена почти не удивилась тому, что рассказал ей Джон по телефону спустя несколько дней.
— Послушай, Серена, не знаю, как тебе сказать… В общем, один человек на выставке видел твой портрет.
— Да, я знаю, — быстро ответила она. — Такой высокий, худой, сутулый старик.
— А, ты его тоже заметила! — с удивлением воскликнул Джон.
— Нет, не я. Это Ник мне про него сказал. А что такое?
— Ты знаешь, как ни странно, он адвокат. Работает в какой-то конторе с таким длинным названием, что не запомнишь. Его самого зовут Чанктон. Он очень интересуется, с кого я писал портрет.
— О! — Она была в недоумении и не знала, что сказать. — Но зачем ему это?
Джон не сразу ответил на ее вопрос.
— Сначала я ему ничего не хотел говорить. Но он рассказал мне, почему хочет это знать. Он собирается с тобой встретиться, Серена.
— Но зачем, Джон?
— Он просил меня пока тебе ничего не говорить, он сам тебе все объяснит. Но уверяю, тебе нечего опасаться. Я к нему хорошо присмотрелся.
— Ну хорошо, я с ним встречусь, — нехотя согласилась Серена.
— Когда? — быстро спросил Джон. — Он сейчас рядом со мной.
— Ну… прямо сейчас, если ему угодно.
И вот уже двадцать минут спустя Серена услышала, как к дому подъехало такси, и спустилась вниз, чтобы открыть дверь.
Перед ней предстал очень худой, высокий старик, похожий на птицу из-за своих сутулых плеч и острого носа.
Он улыбнулся. Увидев его искреннюю улыбку, Серена тоже улыбнулась ему в ответ.
— Прошу вас подняться наверх, мистер Чанктон, — вежливо сказала она. — Там мы можем спокойно поговорить.
— Так вот как вы живете, — загадочно сказал старик, с любопытством оглядываясь по сторонам. Однако Серене послышался в его голосе упрек, особенно когда он еще раз заметил: — Странно! Очень, очень странно!
— Я не вижу ничего странного, — изумилась она. — Мне кажется, здесь очень мило. Квартира в самом центре Лондона, и в то же время район тихий…
— Да, да, милая моя, не беспокойтесь. Странность состоит в другом. Понимаете, когда-то этот дом принадлежал вашему прадеду. Этот дом — и большой особняк по соседству.
— Моему прадеду! Но… я ничего не понимаю… Мой отец фермер, я сама из Бодмина…
— Да, тут вы совершенно правы, — тут же согласился адвокат. — Но речь идет о семье вашей матери.
— Матери! — изумленно выдохнула Серена. — Вы хотите сказать, вы ее знали?
— Ваша фамилия в девичестве была Барбрук, не так ли? — спросил он. — И вашу мать звали тоже Серена?
— Да, верно, — удивленно кивнула Серена.
— А какая была девичья фамилия у вашей матери? — все так же серьезно спросил он.
— Ее фамилия была Лоудхэм.
— Совершенно верно. Но это не все. На той картине у вас на руке я увидел кольцо. Оно принадлежало вашей матери. Мне-то это прекрасно известно. Я сам его ей подарил!
Серена присела на канапе под окном и внимательно поглядела на мистера Чанктона.
— Вы не представляете, как мне приятно встретить человека, который знал мою мать, — сказала она дрогнувшим голосом. — Она была такая… знаете… замечательная… такая отважная…
— Отважная? — резко переспросил адвокат.
— Да… я не знаю… но, если честно, она была несчастлива с моим отцом. Слишком они были разные…
— О, я это знаю! — вздохнул он и присел рядом с Сереной. — Мы знали, что этот брак не мог принести ей счастья…
— Мы?
— Да, ее родители и я. Видите ли, в те времена мы с ней… в общем, мы не были помолвлены. Я считал, что она еще слишком молода… — Теперь-то я, конечно, ругаю себя… Надо было не упускать своего счастья… А когда она умерла?
— Полгода назад. — Она осторожно взяла его за руку. — Сердце отказало. Она умерла ночью, во сне. — Серена почувствовала, как сухая старческая рука сжала ее пальцы, и сердце ее перевернулось от нежности и жалости к этому человеку, который всю жизнь любил ее мать. Подождав немного, она мягко сказала: — А вы расскажете мне про маму и про ее семью?