Это, однако, не означало, что айны получат такие же права, как этнические японцы. После официального присоединения Хоккайдо его жители не стали полноправными гражданами государства, а получили статус «додзин» («аборигены») и были отданы в ведение специального колонизационного управления. Хотя это управление просуществовало всего до 1882 года, сформировавшийся на данном этапе колониальный стиль управления айнами практиковался еще долгие десятилетия. В частности, в 1873 году земли Хоккайдо, на которых айнские племена неизменно обитали в течение тысячелетий, были объявлены личной собственностью японского императора. Айны, традиционный уклад которых предполагал общинное проживание и коллективную собственность на общественное имущество, были лишены и этого права – полномочия по распоряжению данным имуществом были переданы губернатору Хоккайдо [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].
К моменту официального перехода острова под власть Токио на Хоккайдо усилиями князей Мацумаэ (феодалы из этого самурайского рода до 1855 года распоряжались хоккайдскими землями как своей вотчиной) уже была налажена система эксплуатации айнского населения. Не желая вникать в проблемы айнов и избегая контактов с «варварами», феодалы опирались на откупщиков – купцов и промышленников, которым за фиксированное вознаграждение фактически отдавались во владение целые айнские деревни и их промыслы. Таким образом, к исходу первой половины XIX столетия айны на Хоккайдо потеряли свою самостоятельность.
Отныне айны, которые за всю свою историю не знали никакой власти и не имели представления о товарно-денежных отношениях, были обязаны работать на японских рыболовных промыслах, вдобавок выплачивая дань новым хозяевам. Как пишет известный японский исследователь айнской истории Синъя Гё, стандартные условия «договора» между японскими властями и айнской деревней предусматривали безусловное повиновение айнов любым приказам японцев. Зафиксированы неоднократные случаи, когда не способных работать стариков, детей, больных или изнуренных непосильной работой взрослых, а также изнасилованных надзирателями-японцами женщин угощали отравленным рисом, сакэ или супом, чтобы избавиться от нежелательных «варваров». Что касается физического насилия, то оно вообще вошло в повседневную жизнь – например, избиение айна до смерти японским надсмотрщиком считалось обыденным явлением [Shin’ya Gyo, 1977].
При этом припомнить провинность могли не только самому айну, но и его детям или даже внукам. В порядке вещей был сбор долгов или дани с родственников айна, который уже уплатил все причитавшееся.
В исторических исследованиях приводятся также заслуживающие внимания данные о характере «торговли» с аборигенами: за пять ценных шкур и порядка центнера вяленой рыбы японцы не соглашались отдавать больше одного десятикилограммового мешка риса [Там же].
Весьма похожие оценки дают не только японские, но и русские очевидцы, чьи свидетельства относятся в первую очередь к Сахалину и демонстрируют, что айны подвергались тяжелейшему угнетению не только на Хоккайдо. К примеру, один из первых представителей российских властей на острове Н.В. Буссе отмечал в своих записках: «Мена японцев с айнами не может назваться торговлею, а есть только спекуляция японского начальства на Сахалине, основанная на силе… Айны говорят, что у них бывает ежегодно голод потому, что летом японцы их сгоняют на работы… А платы же за летнюю работу дают только по одному халату, по две малых чашки рису и две папуши табаку да бочонок водки» [Буссе Н.В., 2007].
Практику «жестокого ограбления островитян» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990. С. 60] на Сахалине русские путешественники отмечали и значительно позже. К примеру, известный исследователь Дальнего Востока И.С. Поляков ближе к концу XIX века, уже после его перехода под российскую юрисдикцию, отмечал, что японцы «по старой памяти» продолжают практику грабежа местных айнов: «Айны и их труд порабощены; все айны без исключения обязаны работать на японцев. Для этого рыбаки выдают рабам-работникам свои снасти, причем все лучшее в улове отбирается… Собственные снасти айнам иметь запрещается… Реки при устьях перегораживаются, так что рыба в верховья проникнуть не может, поэтому невозможно удаляться туда и айнам… С отъездом японцев в свои края айны остаются без достаточного запаса сухой рыбы для себя и для собак; к концу зимы и по весне у них наступает почти голодовка» [Поляков И.С., 1896. С. 268].