- Помогите мне спрятать этот старый кувшин с маслом.
Но то, что он назвал кувшином с маслом, было большим медным котлом, полным золота и драгоценностей. Он был настолько тяжелым, что нести его могли только три человека. Добравшись до места, указанного неистовым капитаном, они вырыли яму и закопали его. Затем все трое поднялись на башню, чтобы посмотреть на лагерь англичан внизу.
- Фергюс, - сказал неистовый капитан одному из слуг, - сходи вниз и принеси мой меч из моей комнаты; я испытаю его перед завтрашней битвой.
Фергюсон ушел. Неистовый капитан обратился к другому:
- Кирнан, ты помнишь, где мы спрятали старый горшок с маслом?
- Да, - ответил тот. - Это был котел с деньгами, и мы зарыли его там-то.
- Пусть душа твоя обретет рай, - сказал неистовый капитан и сбросил его вниз, так что тот размозжил себе череп у основания башни.
Когда Фергюсон принес меч, неистовый капитан сделал вид, будто пробует лезвие пальцем.
- Ты уверен, что он хорошо заточен? - спросил он.
- Да, - ответил Фергюсон.
- В таком случае, он отправит твою душу в рай.
Он смахнул ему голову и тоже перекинул через стену.
Затем неистовый капитан, вместо того, чтобы сдохнуть, как крыса в норе, сдался; его отвезли в Дублин и приговорили вместе с сэром Уильямом О'Брайаном, - истинным джентльменом, жившим в семи милях отсюда, - к повешению, колесованию и четвертованию за измену.
- Какой позорный конец для капитана О'Коннолла, - заметил я.
- О, они не повесили их, сэр. Король испугался, и, когда все приготовления к казни были сделаны, помиловал обоих джентльменов. Но на ноги капитана надели такие тяжелые кандалы, что он больше не смог ходить, и умер. Когда он лежал на смертном одре, то рассказал о спрятанном котле, чтобы успокоить свою душу, но никто так и не смог найти то место, которое он имел в виду, хотя копали, копали и копали.
Такова моя история. Вот там, сэр, вы можете видеть замок, - и он указал хлыстом на серую квадратную башню, возвышавшуюся над верхушками голых деревьев.
Килман Кастл оказался мрачным, неприветливым зданием, состоящим из квадратной башни, слегка сужающейся к вершине, и выглядевший так, словно она бросала вызов самому времени. По обеим ее сторонам располагались более поздние пристройки, за одной из них виднелся странного вида дом, который, как сказал мне возница, назывался "домом священника", и который, очевидно, стоял некогда совершенно отдельно от замка, но теперь стал его неотъемлемой частью, соединившись с одним из флигелей.
Даже окружавшие его деревья казались какими-то изможденными, причудливых форм, возможно, потому что их верхушки постоянно сгибались ветром. Их сучья скрипели и стонали над нашими головами, когда мы проезжали под ними.
Ворота были укреплены засовами и заросли лишайником и ползучими растениями, а подъездная аллея окаймлена древними стенами, за которыми виднелись развалины других стен или строений, все поросшие мхом и лианами. Лианы дотянулись даже до самых верхних ветвей огромных платанов, и в изобилии росли в каждом углу, в каждой нише.
- Ночь будет бурная, - заметил кучер, указывая на темно-красное небо за деревьями.
Едва он произнес это, где-то над нами раздался громкий скорбный крик, повторившийся трижды.
Я вздрогнул при первом крике, а потом рассмеялся, потому что сразу узнал крик совы. Я часто слышал этих птиц в Индии и видел, как мои туземные слуги в панике съеживались, поскольку в некоторых местах Востока крик совы считается признаком приближающейся смерти для одного из тех, кто его слышит.
- Как громко она кричит, - сказал я. - Здесь их много?
- Нет, капитан; у нас их почти нет, кроме этой. Она здесь все лето, - а ведь теперь уже почти зима, - и портит торговлю трактирщика Мэтта этим своим криком.
- Как же сова может испортить торговлю в трактире?
- Туда, сэр, ходят в основном горцы, и ни один из них не высунет носа из своей хижины после наступления темноты, особенно когда кричит эта птица. Эти парни приходят от нее в бешенство, потому что верят во все, что ни попадя; они утверждают, что на самом деле это злой дух, желающий заполучить душу того, кто умрет рядом с ним. В последнее время эта вера, правда, немного ослабла; и то сказать, старики постепенно уходят. Вот мы и приехали, сэр.
Через открытую дверь лился яркий свет, и в теплом приветствии, оказанном мне Бетти и ее мужем, я забыл о мрачной ночи, ухающей сове и кровожадных традициях, о которых рассказал мне многословный кучер.
<p>
II</p>
Внутреннее убранство Килман Кастл полностью соответствовало его потрепанной непогодой внешности. Мы осмотрели его с Моррисом О'Конноллом только на следующее утро, но я даже сейчас могу описать его во всех подробностях.
Потолок вестибюля был очень высокий, он был вымощен черным и белым камнем, в нем располагалась галерея, идущая по трем сторонам. Стены были пробиты, - очевидно, спустя длительное время после того, как были возведены, - арками, ведущими в два крыла, и имели двадцать футов в толщину. Они были испещрены узкими проходами, а в двух углах располагались каменные лестницы, - прекрасные, грубо обтесанной каменной кладки, выглядевшие так, словно были построены только вчера. Мне было любопытно видеть блеск на потемневших ступеньках, - следы, оставленные многими поколениями, поднимавшимися и спускавшимися по ним.
О'Коннолл сказал мне, что, согласно преданию, замок первоначально был построен ирландцами для датчан, использовавших принудительный труд последних, представлявших собой полуодетых варваров до того, как были полностью христианизированы. История, передаваемая местными жителями, гласит, что раствор, использовавшийся при строительстве, в значительной степени состоял из человеческой крови и волос, и потому выдержал разрушительное воздействие времени. Где-то около 800 года ирландцы, под предводительством вождя по имени О'Коннолл, восстали против своих угнетателей и захватили замок, где О'Коннолл обосновался и вскоре стал могущественным правителем. Его потомки также жили в Кастле, - оригинальной постройки, или более современной, построенным на месте старого, история умалчивает, - и, вплоть до прихода англичан в пятнадцатом-шестнадцатом веках, эта крепость считалась неприступной.