— Просто дай ему, что он захочет, — шепчет нянька Ольфа. Она единственная, кому не безразличная моя первая брачная ночь. — Закрой глаза и подумай о мужчине, которого хочешь, чтобы стать влажной. Тогда не будет болеть, когда этот упырь тебя возьмет.
Мужчине, которого хочу?
Я оказываюсь совершенно не готова к тому, что в эту минуту единственный образ в моей голове — Раслер, то целующий меня в храме, то полуобнаженный на моей постели.
Я пытаюсь вытряхнуть образы, но они проскальзывают куда-то внутрь меня, без ключа открывают дверцу в самые сокровенные мечты. Туда, куда я и сама боюсь порою заглядывать. Но теперь там всецело властвует захватчик с сиреневым взглядом. Я зарываю глаза — и вижу его на ледяном полотне, усмиряющим вирма.
— Возьми. — Ольфа что-то тычет мне в ладонь. — Когда он насытится твоим телом и уснет, вылей в вино. Одного глотка будет достаточно, чтобы отправить убийцу в самую бездну. Сделаешь так и Логвар позволит тебе жить, и отдаст в жены достойному воину.
Я рассматриваю маленький пузырек из шершавого стекла. Внутри что-то желтое, всего пара капель.
Логвар? Позволит мне жить?
Мне хочется зло рассмеяться Ольфе в лицо, но вместо этого я улыбаюсь и киваю.
Она еще какое-то время смотри мне в глаза, выискивает там сомнение, но потом успокаивается и начинает заплетать мои волосы в две косы. Я не умею лгать, но умею притворяться. После того, что со мной сделали, пришлось как следует потренироваться, чтобы избавить себя от притворной жалости и фальшивого сожаления.
На меня одевают сперва нижнюю сорочку и чулки из тонкой шерсти. Сверху — расшитую серебром и песцовым мехом тунику в пол, в косы вплетают нитки перламутровых бус. Их должен был подарить мой муж, а еще браслеты из обсидиана и пояс с лунными камнями. Но у меня нет ничего, лишь бусы моей матери, которые подарил отец, когда забрал ее из родительского дома. Разговоры о том, что муж заплатил за меня кровавую цену, уже гуляют по замку. Я слышу их злое жужжание, но мне все равно.
Перед тем, как уйти, Ольфа крепко сжимает мой кулак со склянкой яда. Улыбается, обнажая сухие белесые десны. А я думаю о том, что нужно обязательно разузнать, каким образом Логвар держит с ней связь. И как долго это длится.
Мое уединение с тишиной сродни интимной близости между двумя влюбленным: можно просто наслаждать тем, что здесь и сейчас мы только вдвоем, ничто не портит наш хрупкий мирок.
И все же в этой темноте что-то прячется. Я почти чувствую это: безобразное, липкое, ползущее по моей спине и отравляющее душу. Это страх неизвестности. Я прислушиваюсь, обхватываю себя руками. Этот шорох — это шаги? Раслер идет в нашу спальню чтобы положить мое тело на алтарь своего нового королевского статуса? Нет, всего лишь сквозняки.
Я раскачиваюсь на кровати, пытаюсь успокоится, но чем дольше длится неведение, тем тяжелее совладать со стучащими зубами, болью, которая выкручивает суставы. Мне почти хочется броситься на дверь, загрохотать в нее кулаками, чтобы тот невидимка, что стоит с обратной стороны, прекратил меня мучить.
Но время тянется, я трижды переворачиваю колбу с часами, а Раслер не приходит. И мне постепенно становится легче. Конечно, зачем ему я, ведь у него есть та гибкая тенерождення змея. Уверена, она знает, как доставить мужчине удовольствие, как сделать так, чтобы и тиран потерял голову и забыл о том, что в постели его ждет нелюбимая жена. К тому же уродливая.
Образы их обнаженных тел врезаются мне в голову, таранят защиту, ломают хрупкие, как скорлупа, преграды. Мне не спастись от этой отравы и пузырек в ладони кажется таким заманчивым. Раслер и та, длинноухая, вдвоем, сплетенные, мокрые от пота, стонущие…
Я вскакиваю, мечусь по комнате, как безумная. Боль рвет меня изнури, хочется кричать. И пузырек в ладони с каждой секундой кажется все заманчивее. Что я? Кому я теперь нужна? Королева пустоты во вдовьем платье.
А потом мое безумие, словно волна, накатывает на протяжный, полный злой агонии вой. Он прошибает меня сквозь голову, проходит через все тело и пришпиливает к полу. Звенящее безмолвие в ответ заставляет меня думать, что все это было лишь плодом моего воспаленного воображения. Это просто… ветер резвится в разбитой башне.
Но новая порция воя не оставляет камня на камне от этой попытки самообмана.
Я беру свечу, потихоньку вхожу в коридор, прислушиваюсь. В замке темно и тихо. Все как будто умерли. Даже странно, что на этот вой не сбежались все домочадцы, хотя он отчетливо доносится откуда-то сверху. Звук повторяется снова и снова, теперь почти без остановки и он полон агонии. Собственные страдания кажутся сущей ерундой. Неужели мой муж решил устроить еще и показательную пытку? На ум приходит старая сказка, в которой колдун, чтобы творить добро ночью, убивал людей по ночам, черпая из их жизней свою силу. Возможно, и Раслеру нужно испачкаться в крови, чтобы потом предаваться любви со своей тенью-убийцей?
И все же что-то манит меня идти на этот зов. Я почти не осознаю, как поднимаюсь по ступеням, и лишь редкие капли расплавленного воска, падая мне на пальцы, отрезвляю. Ненадолго, лишь для того, чтобы я сделала пару глотков реальности, не заблудилась в собственном болезненном любопытстве.
Выше и выше, пока от крика не закладывает уши.
Поворот. Короткий коридор ведет меня в зал, наполненный лунным светом, рассеянным через решетки. У стены я вижу неясную тень: руки, ноги. Короткие темные волосы и сверкающие, словно аметисты, сиреневые глаза выдают в нем нового Короля севера. Раслер обхватывает себя за голову, прижимается затылком к стене — и громко, как раненный волк, скулит. Воздух здесь наполнен пряной горечью страдания. Я отмахиваюсь от него, иду дальше — и замираю, когда Раслер, наконец, замечает мое присутствие.
Его лицо в этот момент — сосредоточение страдания и безумства. Что-то в его голове не дает покоя, потому что он продолжает остервенело сжимать ладонями виски. Он тяжело дышит, скалится в немой мольбе. Что-то в его лихорадочном взгляде словно кричит и молит: «Пожалуйста, Мьёль, не подходи».
Но я не могу стоят и смотреть, как он мучается. Мне нужна его боль, чтобы утопить в ней свою. Мне плевать, что я его ненавижу, потому что в эту секунду он единственное живое существо, с кем мне хочется быть. Потому что мы едины в нашем безумном страдании.
Я подхожу к нему, сажусь на пол. Плевать, что холодно. Я дую на свечу, и дурманящая дымка берет нас с Раслером в кольцо словно в клетку. Он пытается отодвинутся, пытается сдерживаться, чтобы не кричать, кусает губы до крови. Кажется, он готов убить меня, если я сделаю еще хоть движение в его сторону.
Но я делаю. Обхватываю его ладони своими и шепчу, как безумная:
— Раслер, это я. Пожалуйста, посмотри на меня. Я здесь, Раслер.
Он с трудом, но сосредотачивается на моем голосе, и уже не я, а мой безумный король ловит меня в силки своих глаз. Он так невозмутим днем, отрешен от всего живого. А сейчас я вижу брешь в его защите и мне начинает казаться, что под этой оболочкой прячется ранимая душа. Душа, которую кто-то разорвал в клочья. Или рвет до сих пор?
— Нет, — он пытается отстраниться, когда я хочу прижаться к нему, разделить свое тепло, ведь он такой холодный. — Пожалуйста, Мьёль…
— Раслер, Раслер. — Мне нравится перекатывать его имя на языке, как сладость, которая горчит.
Я остро нуждаюсь в нем. Здесь, в лунном полумраке и в тишине, мы больше не пленитель и жертва, не палач и приговоренный. Мы — два одиночества.
— Пожалуйста, Мьёль. — Он почти пытается уйти, но я уже проникла в его отчаяние, отравила собой, пусть он этого пока и не знает. — Не разрушай меня, моя королева…
Мгновение или два мы смотрим друг на друга, как будто пытаемся отыскать изъян.
А потом жадно впиваемся друг другу в губы, охватываем руками, сливаемся в громко стонущий от боли и желания клубок.