– Может, хотя бы на пару дней?
– Ладно-ладно, – но это он несерьезно, опять увертки. – А что за странный сон? От которого ты на крышу полез?
Фыркаю.
– Кошка украла язык, хотел его вернуть.
Брат смеется.
– Ну и бардак у тебя в голове, пацан. В следующий раз пускай забирает язык насовсем.
Ненавижу это слово – «пацан», но спорить смысла нет.
Прощаюсь и ставлю трубку на зарядку. Отправляю по почте домашку.
Мора заходит в кабинет, а я как раз шарю по папкам на рабочем столе у Филипа. Куча картинок с обнаженными девицами: лежа на спине, они стягивают длинные бархатные перчатки, трогают грудь голыми руками. Изображение парня с бриллиантовой подвеской и в идиотских шароварах, видимо, случайно сюда затесалось. Скука, в общем-то, никакого криминала.
– Держи, – Мора протягивает кружку и две таблетки. Судя по запаху, это чай с мятой. Взгляд у нее блуждает. – Филип просил тебе отнести.
– А что это?
– Поможет заснуть.
Глотаю пилюли и залпом выпиваю чай.
– И чего вы не поделили? Он сам не свой, когда ты приезжаешь.
– Да ничего.
Не буду объяснять, ведь Мора мне нравится. Не рассказывать же ей, что Филипу не по себе, когда я рядом с его сыном. Из-за Лилы. Он же видел тогда мое лицо, помогал прятать тело. Я бы на его месте тоже нервничал.
Просыпаюсь среди ночи. Очень надо в туалет. Голова словно набита ватой. Шатаясь, бреду по коридору. Кажется, внизу кто-то разговаривает. Справляю нужду, собираюсь нажать на слив, но внезапно останавливаюсь.
– Ты что здесь делаешь? – это голос Филипа.
– Приехал сразу, как узнал.
Деда ни с кем не перепутаешь. Он живет в Карни, это тоже в Сосновых Пустошах. То ли там подцепил легкий акцент, то ли что-то из старых времен прорывается. Его городок – натуральное кладбище, не дома – могилы. Практически все жители – мастера, в основном старше шестидесяти. Приезжают туда умирать.
– Мы о нем позаботимся.
Я не ослышался – Баррон? А почему мне не сказал, что приедет? Они с Филипом вечно секретничают. Мама всегда говорила, это потому, что я самый младший. Но наверняка не поэтому. Я ведь не мастер – вот почему. Дедушке тоже в голову не пришло позвать меня на это семейное собрание.
Член семьи, но все равно чужой. И убийца вдобавок, а это усугубляет ситуацию. Странное дело – почему? Хоть на преступление оказался способен.
– За пацаном надо присматривать. Пускай займется чем-нибудь, – это дед.
– Отдохнуть ему надо, – отзывается Баррон. – Мы же не знаем толком, что случилось. А если у кого-то на него зуб? Если Захаров пронюхал про свою дочь? Он же до сих пор разыскивает Лилу.
От этих слов у меня волосы встают дыбом.
Фырканье. Филип? Нет, дедушка:
– И что? Вы вдвоем, парочка клоунов, будете его охранять?
– До сих пор же охраняли, – парирует Филип.
Подхожу ближе к лестнице и останавливаюсь возле перил, как раз над гостиной. Родственнички, наверное, на кухне заседают – очень уж хорошо слышно. Вот сейчас спущусь вниз и все им выскажу, пускай считаются со мной.
– Лучше бы о жене побеспокоился. Думаешь, я не вижу? И тебе не следует над ней работать.
Я уже почти опустил ногу на ступеньку, но тут останавливаюсь. «Над ней работать»?
– Мору не впутывай. Она тебе никогда не нравилась.
– Отлично. Что в твоей семье происходит – не моего ума дело. Только мне кажется, у тебя и помимо этого забот хватает. Но ты доиграешься.
– Он не хочет с тобой ехать.
Очень странно. Либо Филип злится, что дед командует, либо Баррон его уговорил меня оставить.
– А если Кассель и правда хотел спрыгнуть с крыши? Подумай, ему многое пришлось пережить, – не унимается дед.
– Да не стал бы он, – встревает Баррон. – Он в этой своей школе старается изо всех сил не высовываться. Пацану просто нужно отдохнуть.
Открывается дверь спальни, и в коридор выходит Мора. Фланелевый халат чуть распахнулся, виден край трусиков. Она сонно моргает и, кажется, совсем не удивлена, что я тут стою.
– Что-то мне послышалось снизу. Кто там?
Пожимаю плечами. Сердце колотится как бешеное, и только через мгновение до меня доходит: ничего предосудительного я не делаю.
– Тоже услышал голоса.
Такая худенькая. Вместо ключиц как будто лезвия под кожей.