После дружных воплей побежденных он согласился обучить желающих, зная, что через эту науку могут пройти только влюбленные в нее, — остальные отсеются, как отсеивались почти все ученики Муссы Алиевича, не выдержавшие жесткости его начальных занятий. Так и получилось — из стен училища вместе с Дмитрием вышло всего двое освоивших азы дзюдо и способных хоть как-то применять свои знания в деле.
Бекешев рожден был для воинской службы. В Александровском училище существовала прекрасная традиция — опека младших юнкеров старшими. Ох и достается же фараонам в первый год службы!.. Но никогда — это был неписаный закон училища, передаваемый из поколения в поколение — не было унижений. Все понукания служили только на пользу дела — воспитанию настоящего офицера доблестной русской армии. Увы! «Александровка» в этом отношении была приятным исключением — в других училищах Российской империи над новичками буквально глумились. Потому Платон Павлович по совету своих московских друзей выбрал это училище, зная, что Дмитрий по складу своего характера не выдержит бессмысленных издевательств, а с его умением драться конфликт закончится катастрофой сначала для обидчика, потом и для самого Бекешева.
Наставнику Дмитрия почти не пришлось кричать на своего подопечного. Бекешев легко исправлял свои ошибки и ни разу потом не повторял их… Раньше, чем у однокашников, у него появилась воинская прямизна и подтянутость, по которой так легко было отличить человека строя от шпака. Раньше других у него появился «александровский» шаг — легкий, быстрый, веселый… Он последним уставал на марше. Когда под палящим солнцем с полной выкладкой — скаткой, трехлинейкой, шанцевым инструментом и частями разборных палаток — надо было проходить версту за верстой без привалов, и рота начинала глухо роптать, Бекешев шел таким же размеренным шагом, каким он начинал поход. Раньше других он стал стрелять только отлично, поразив инструктора, который при первом появлении Бекешева в тире долго рассказывал ему, как надо прицеливаться, нажимать на спусковой крючок — плавно, не дергая, не вздрагивать при отдаче, не зажмуриваться при выстреле… И увидел, что этот юнкер, слившись с винтовкой, с первого раза всадил все пули рядом с центром картонной мишени.
По окончании училища выпускники сдавали свое личное оружие. Каждый потом получал счет от ружейных мастеров, размер которого зависел от того, как обращался юнкер со своей винтовкой. Нерадивым приходилось выкладывать хорошую сумму за плохую чистку и небрежность. Бекешеву счет не прислали!
Он не проявил больших дарований в математике, отрезав себе путь в артиллерию с самого начала службы. Убеждал себя, что ему это и не нужно — он не хочет быть артиллеристом. И убедил! Он мог бы пойти в кавалерию. Сельская жизнь, где без коня не обойтись, научила его управлять лошадью.
Тем более что однажды их управляющий ошибся: прикупил в хозяйство за малые деньги киргизских коней. Небольшого роста, с широкой грудью, косматые, они отличались необыкновенной злобой, упрямством и непослушанием. Грызлись, кусались, норовили копытом ударить… Платон Павлович, как увидел этих неуков, сразу замахал руками — вон их из имения! Вон! Толку от них, как…
А Дмитрий аж затрясся от возбуждения. Вот такого зверя укоротить, и никакой конь после этого не страшен. Он чуть не в ноги отцу бросился, умоляя оставить хотя бы одного. Платон Павлович поначалу и слушать не хотел пятнадцатилетнего подростка — сломает шею, что тогда? Мало ему коней на конюшне? Нет, нет и нет!.. Сейчас матери все расскажет. И Дима сразу скис, но все же выговорил отцу, что тот прибегает к нечестным приемам. Он боготворил мать и не хотел никаким образом огорчать ее. Дарья Борисовна сама вмешалась. Кто-то ей рассказал о конфликте отца и сына. И о том, что обычно упрямый в спорах с отцом Дмитрий быстро сдался после угрозы отца. Она оценила эту жертву — мальчик переступил через себя только ради ее спокойствия — и за ужином разрешила их спор, сама затеяв об этом разговор, который закончила словами:
— Я верю в своего сына, — при этом Дарья Борисовна даже побледнела от страха за него. — Пусть укрощает!
— Даша! — Платон Павлович был изумлен. — Разве не ты просила меня останавливать его от безумств. А это и есть безумие. В конце концов, Дима не татарских кровей, чтобы справиться с таким зверем.
— Господин Бекешев! Кто знает точно насчет крови в нашей России?! — усмехнулась Дарья Борисовна и даже рукой махнула, подчеркнув жестом, что все разговоры о чистоте крови в этой стране просто глупы. — Но, если и нет в нем татарской крови, пусть докажет, что мы, русские, и в этом не хуже татар! Да и Мусса Алиевич одобрит. Именно потому что татарин. Я верно говорю, Дима?