Дмитрий отрицательно покачал головой.
Ира встала с земли. Дмитрий тоже поднялся. Ира начала спокойно, как будто лекцию читала:
— Это евреи, принявшие христианство в Испании, но оставшиеся евреями. Они тайно служили Создателю нашему, как их предки еще за несколько тысяч лет до Христа, и, когда их разоблачала инквизиция, шли на костер. И я бы пошла… — страстно закончила она.
Его поразило выражение ее лица, особенно глаз — он впервые заметил одержимость в ее взгляде и вдруг вспомнил уроки истории, где рассказывалось о первых христианках, идущих в львиный ров с именем Христа. Они были еврейками! И сейчас он видел такую же еврейку, готовую взойти на костер ради своей веры, от которой она на самом деле не отреклась. Для нее обряд крещения был моноспектаклем, в котором актриса ненавидит навязанную ей роль, но вынуждена играть, ибо связана контрактом. Ира не замечала прекрасной залитой солнцем поляны, берез, густого кустарника, высокой травы… Какие сцены из истории ее народа стояли в этот момент перед ее глазами?
— Сейчас нет инквизиции, Ира.
— Боже мой, Дима, неужели ты думаешь, что я буду в открытую демонстрировать свою веру и эпатировать твоих родителей, которых уже успела полюбить? Мы стали друзьями с Дарьей Борисовной… Надо же щадить чувства людей, я обязана, пойми, Дима, обязана входить в положение. И ты теперь знаешь, почему я иду на компромисс… Мой муж благодарен мне за это. А как прислуга посмотрит? Они тоже люди и, кстати, антисемиты, в отличие от твоей семьи…
— Я все же думаю, что костры в далеком прошлом. Россия — цивилизованная страна, да и времена теперь…
— Дмитрий! А вот этого не надо — забыли про погромы? Они в этой стране и пока нигде больше. Поверьте мне — время, когда по приказу властителя убивали наших первенцев, ничем не отличается от двадцатого века.
— Ну, это вы зря. Не согласен!
— Ваше право, — Ирина говорила тихо и устало, ничего не осталось от недавней страстности. — Всегда есть силы, готовые нас уничтожить, стереть с лица земли. Так много людей на этом свете, которым кажется, что убей нас — и все проблемы будут решены. Слишком много… Если такие придут к власти, нам некуда будет бежать. Мы все сгорим на костре под рев ликующей толпы.
Дмитрий ощутил, что контакт, когда они перешли было на «ты», разорвался, и в этом была его вина. Стало ужасно обидно, что женщина, столь желанная, к которой его тянуло, как жаждущего к воде, отдалилась, и он в ее глазах перестал быть защитником и другом. Ему захотелось как-то выразить, что она ошибается, что он всегда готов ее защитить. Да если б сейчас кто-то… Но вокруг ни души, а желание утешить так велико. И вместе с тем он осознавал, что не может ни подойти, ни тем более обнять ее даже по-родственному… Страстно хотел, но понимал — это может быть неправильно понято. Ему показалось, что он нашел решение:
— Ира! А как вы молитесь?
— Что? Не поняла…
— Ну вы же не молитесь Христу нашему. У вас свои молитвы. Вы на ночь читаете их?
— На ночь? — Ира усмехнулась. — Почему именно на ночь?
— Когда-то вы это делаете. Не атеистка же вы.
— Я не настолько глупа. Конечно, я молюсь. А зачем вам?
— Научите меня вашей молитве. Я буду молиться за вас. Я серьезно. Вы будете знать, что есть на земле человек, который за вас молится.
Ира долго смотрела на него, поняв, что сейчас этот юноша признался ей в своих чувствах. Он сделал это достаточно деликатно для своего возраста и постарался никого не задеть своим признанием. У нее, в отличие от Дмитрия, не возникло желания подойти и поцеловать его в щеку по-родственному. Но все-таки подошла, обняла и поцеловала. Она сделала ошибку.
— Спасибо, вам, Дима. Я просто научу вас славить нашего Господа. Кстати, он и ваш тоже… Пора домой.
И направилась к своей лошади. Сейчас он должен был помочь ей сесть в седло, просто подержав стремя. Все остальное делала она сама. В тот момент, когда Ира приблизилась и молодой человек ощутил запах ее тела, он уже не смог совладать с собой. Как в бреду, поднял он руки и положил их ей на плечи. Она попробовала отшатнуться, но то была попытка ребенка бороться со взрослым. Отчетливо увидела испуганные глаза Дмитрия и поняла, что он сам страшится того, что делает, и в то же время не в силах противостоять желанию. Когда он прижал ее к себе с той же легкостью, с какой крупный хищник держит пойманную им добычу, и раскрыл губы для поцелуя, у нее хватило сил отвернуться, и, закрыв глаза, она прошептала: