— Ты бы поменялся с ними? — усмехнувшись, спросил младший брат.
— Не задавай глупых вопросов, — отмахнулся Павел и вспомнил: — Послушай, ты ведь и Иру не увидишь. Она сейчас за городом. О черт, как жаль… Ира тебя любит, она расстроится. Может, дождешься?
«Хорошо, что не дождусь, — подумал Дмитрий. — Видеть ее рядом, когда она смотрит на тебя с обожанием, это ж казнь. Не будь ты моим братом, я б ее давно отбил».
— И мне жаль, — легко покривил душой Дмитрий. — Но хочу успеть. Надо, Паша. Ты мне поможешь?
— Обижаешь, брат, — Павел полез за бумажником. Раскрыл, вытащил оттуда «катеринки» и протянул деньги брату, не затрудняя себя пересчитыванием.
— Спасибо, — Дмитрий легко взял купюры и положил в карман.
— Я с тобой пойду, — Павел подошел к вешалке, надел шляпу. — Сейчас купим тебе баул и наполним его всем необходимым для фронта, — он хохотнул невесело и добавил: — И для победы.
21
Штабс-капитан Бекешев успел. Это были его лучшие дни за всю войну. Он шел вперед и вперед со своей ротой, легко преодолевая спорадическое сопротивление деморализованных австрийцев. Его солдаты были хорошо вооружены и экипированы, в подсумках хватало патронов. Бекешев без устали мотался на коне с передовой в тыл, чтобы уследить за подводами, и потому его орлы могли позволить себе рассчитывать на своевременное пополнение боезапаса. Самым трудным оказалось уберечь солдат от мародерства. Штабс-капитан с удивлением заметил, что лишился покоя. Сидя в обороне, по ночам он мог даже иногда (очень редко) снять сапоги и раздеться до белья, находясь на передовой, настолько были вышколены его солдаты. Куда все девалось, когда их отводили на очередной отдых в деревню? Бессонные ночи штабс-капитану были обеспечены. То там завизжит притиснутая к забору женщина, то тут заорут, что москали грабят, то его унтер не расплатился за сало, то еще что-то… Особенно скверно обстояло дело с еврейскими деревушками. Его солдаты не считали евреев за людей и смотрели на своего командира роты с большим удивлением, когда тот заставлял их вернуть награбленное. Они знали, что в других ротах офицеры смотрели на грабеж евреев и насилие над ними сквозь пальцы и гнали жалующихся вон. Бекешев видел, что бессилен, и только его высокий авторитет сдерживает животные инстинкты солдат. Они были настроены против этого народа, и никакие увещевания не смогли бы убедить их, что евреи тоже люди. Да Бекешев и не читал им мораль — знал, что бесполезно метать бисер.
Он облегченно вздыхал, когда рота возвращалась на передовую. Там было все ясно, его командирский авторитет быстро восстанавливался.
А наступление притормаживалось. Вскоре они столкнулись с немецкими частями, которые пришли на помощь изнемогающим австрийцам. Их прорыв не поддержали должным образом другими фронтами. Артиллерии, как всегда, не хватало, и немцы неуклонно стали выдавливать их с завоеванной территории.
Безлунной ночью немецкие батальоны обошли русские позиции и жестким ударом не только отсекли полк Бекешева от основных русских частей, но и разрезали его. Точность их ударов в темноте была обеспечена воздушной и наземной разведками и перехватом практически открытых радиоразговоров между русскими командирами. Полк, лишившись всяческой связи, перестал существовать как единая боевая единица. Противник вышел к штабу полка и разгромил его. Подполковник Никитаев погиб, не успев даже одеться. Рядом с ним полегли все офицеры штаба, рота охраны, связисты… Батальоны оказались предоставленными самим себе, и началось повальное отступление с неприятелем на плечах, больше похожее на бегство. В этой неразберихе комбат сумел связаться с Бекешевым, который спал, даже не подозревая, что наступила катастрофа, — на его участке все было тихо.
— Штабс-капитан Бекешев у телефона, — проговорил Дмитрий, не проснувшись толком.
— Штабс-капитан! Немедленно поднимайте роту. Мой штаб атакуют. Я приказываю вам…
Связь прервалась. Бекешев услышал стрельбу, доносившуюся из района расположения штаба батальона.
— Давно стреляют, Авдей? — спросил он денщика, пристегивая к ремню саперную лопатку, которая с первых же дней его пребывания на фронте заменила ему саблю. Штабс-капитан прохладно относился к умению фехтовать, как всегда приняв за истину слова учителя, что для воспитания фехтовальщика самурайского уровня требуются годы. А для царского офицера он владеет саблей на высшем уровне, тем более что нескольким приемам учитель его все же обучил.