Ему не показалось, что в доме мелькнуло. Там спокойно и, может быть, привычно ждали его крика от боли. Там ждали, когда можно будет прийти и неспешно добить человека, у которого перерублена нога. Эти капканы даже не закреплены. Достаточно короткого лязга, и с таким захватом никуда не уйдешь и будешь только о смерти молить, которая не заставит себя ждать… Закричать? А когда войдет хозяин — убить его? Безжалостно, хладнокровно воткнуть ему еще испачканный в собачьей крови нож в самое горло — смешать кровь двух зверей. Такой ярости против человека Бекешев никогда еще не испытывал.
Осторожно отодвинул капкан от дверцы стойла с пегой лошадью, взнуздал жеребца и вывел его из конюши, вернулся туда за седлом, изнутри закрыл ворота и вышел через дверь. Накинул седло, затянул подпругу… взлетел в седло и пришпорил. Конь почувствовал, что на нем настоящий ездок, и охотно подчинился ему. Конь с всадником легко перемахнул плетень и скрылся в лесу.
За спиной остался капкан, поставленный в конюшне сразу за дверью.
32
Он услышал далекий грохот, который не спутаешь с громовыми раскатами, — работала артиллерия. Значит, все это время он двигался в правильном направлении. Теперь надо было напоить коня. Дмитрию тоже хотелось пить, но сам-то он перебьется, а вот лошадь страдать не должна. Он выжал все возможное из этого пегого жеребца, со знаньем дела меняя режим движения от легкой рыси до сумасшедшего галопа. Но всему есть предел, и конь нуждается в отдыхе, а главное — в воде. Бекешев пробирался с конем на поводу сквозь дикий лес по звериной тропе. Он не встретил тропинок, протоптанных людьми. Человек здесь — гость случайный и непрошеный. Ветки деревьев били по глазам, и порой ему приходилось либо ломать, либо ножом отсекать их от стволов, чтобы конь мог пройти. Он упрямо шел по тропе в надежде, что она приведет к воде — любой, пусть застоявшейся в крошечном болотце. Должны же быть здесь горные источники, черт подери! Вода нужна и для того, чтобы смыть засохшую на многострадальном мундире собачью кровь. Из нее образовалась корка, и много раз уже Бекешев испытывал желание сбросить мундир к чертовой матери, но помнил, какие холодные ночи в этих горах. И только теперь, когда услышал грохот орудий, понял, что может избавиться от опостылевшего мундира, который сослужил ему неоценимую службу. Осталось немного…
Как только солнце заходило за тучку, лес моментально темнел, как будто кроны высоких деревьев опускались вниз, закрывая от человека синее небо. Конь пугался, начинал дергать головой, пятился назад, и Дмитрию порой приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы тащить его за собой. А в лесу темнело совсем не ко времени, и Дмитрий, взглянув на небо, понял, что его ожидает гроза. Он завел коня под раскидистую крону дуба, привязал его к ветке, снял мундир и положил под открытое небо — пусть дождь его вымоет. Когда сверху хлынул сильный ливень с молниями, громом, ветром, Бекешев спал, прислонившись к стволу дерева. Капли на него не падали, гром ему не мешал.
Проснулся от ржания жеребца. Конь настойчиво звал его из страны сновидений. Дмитрий открыл глаза и почти сразу вскочил на ноги. В руках держал пистолеты. Но людей не было, только за кустами мелькали тени. Волки!.. Бекешев сразу же успокоился. Не то время года, чтобы эти звери нападали, гонимые голодом и желанием вцепиться в живое горло добычи. Он ударом ноги отломил от ствола толстую засохшую ветку, очистил ее от прутьев и с криком, больше похожим на рев, метнул ее в кусты, как биту в детстве, когда играл в городки с деревенскими. Шуршание кустов — и все стихло.
33
От мундира валил пар, бурые пятна на нем почти исчезли. Дмитрий перекинул его через холку коня и повел дальше своего пегого. Через час они вышли к быстрой речке, через которую в сухую погоду можно было перешагнуть не напрягаясь, а сейчас она стала бурливой после дождя, и поток, весь в бурунчиках и пене, весело кувыркался между крупных валунов. Оба напились вволю, а Бекешев сначала с наслаждением умылся ледяной водой, смывая с лица паровозную копоть и грязь. А потом разделся и вымыл все тело. Когда, стуча зубами от холода, натягивал на себя трофейную одежду, подумал, что это его последнее купание на чужой земле. В баньку с веничком и кваском он сходит уже у своих.