— Это за еду…
— Господин офицер слишком шедр, — наконец подал голос хозяин.
— Это задаток. Я заплачу стократно, если вы меня спрячете.
— От кого же надо прятать господина офицера? Здесь нет русских, насколько я знаю.
— Я русский, и за мной гонятся немцы.
Он обвел их взглядом. Девушка поджала губы, Хава явно растерялась и, кажется, русского испугалась еще больше, чем немца. Хозяин посмотрел на стол, где лежали дары Бекешева, как бы определяя величину задатка.
— Я из богатой семьи и не привык обманывать, когда речь идет о деньгах. Скоро сюда придут солдаты. Если вы меня сдадите, то ничего не получите. Вам посулят за меня золотые горы, а потом обманут, потому что вы евреи. А я не обману. Решайте. Как вы решите, так и будет, — он молил о спасении его жизни негромким и спокойным тоном.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился с его предложением хозяин. — Мы спрячем господина русского офицера и надеемся, что он не забудет о своем обещании. О какой сумме может идти речь?
— О большой. Достаточной, чтобы вы смогли купить всю эту деревню и еще пару окрестных. Кстати, можете записать мой адрес, и, когда закончится война, напишите туда. Даже если я не доживу, вам вышлют деньги. Но для этого я должен хотя бы дойти до своих. У вас есть, на чем писать?
Хозяин отвел его в закуток без окон, дал тощую свечку и указал на некое подобие топчана.
— Отдыхайте здесь без страха, господин русский. Вас никто не найдет, — сказал он, пряча глаза, и пошел к выходу.
Дмитрий знал, что его наверняка выдадут, что ему осталось совсем немного жизни на этом свете. Пока хозяин вел его в эту западню, он оставил все мысли о побеге, сопротивлении, им овладело удивительное безразличие к своей судьбе, и только об одном жалел — что никто не узнает, как умер. А так и умер — удивительным образом исполняется мрачное пророчество отца: «Тебя повесят». Он не читал единственную молитву, которую знал: «Отче наш». Он сделает это, когда поведут на казнь, хотя ему Христос не помог…
Может, не зря Ира в него не верила. А разве ее молитва ему поможет? Не сразу вышло тогда. Когда он в первый раз повторил за ней незнакомые ему слова, Ира невольно рассмеялась и сказала, что с таким произношением Создатель при всех его возможностях не поймет ни одного слова. Она была терпелива и научила его выговаривать все правильно.
Он не будет вручать себя ее (и его) Богу — все равно не услышит. Но эти слышанные из ее уст слова, которые он сейчас повторит, помогут ему еще раз увидеть Иру, ибо, когда он читал ее молитву — в окопах ли, в плену — перед ним ясно возникал ее образ. Сейчас, когда жить осталось чуть больше часа, он хочет видеть только эту женщину. Да простят его родные!..
Пусть за ним придут, он будет молчать и — видеть ее.
Бекешев дождался, когда закроется дверца за хозяином, закрыл глаза и начал громко молиться:
— Шма Иизраэль Адонай Элоэйху Адонай Эхад…
36
Темная толпа согнанных со всех домов евреев стояла на небольшой деревенской площади. Староста, у которого были свои счеты к русским — казаки надругались над его дочерью, — подошел к сидящим на лошадях офицерам и доложил, что все жители здесь. Он сам проверил. Только в трех домах остались калеки, неспособные передвигаться, и там уже поставили солдат для их охраны. Немцы переворошили хозяйственные постройки, тщательно протрусили сено, не побрезговали заглянуть во все отхожие места, но русский как сквозь землю провалился. Оставалась надежда, что кто-то из жителей, соблазненный деньгами или обещаниями или запуганный угрозами, прячет его. С угрозами все ясно — жители здесь, и русскому некого брать в заложники. Остались деньги. Время от времени до офицеров доносился тяжелый запах грязных тел, и они невольно морщились. Но сейчас надо преодолеть брезгливость и подойти к ним. Майор был уверен в успехе, хотя уверенность его таяла с каждой минутой. Если бы они хотели выдать этого русского, то уже сделали бы это. Но может, они не знают, что он русский — тот мог представиться им дезертиром, или евреи хотят узнать сначала, какое будет вознаграждение? Это народец всегда был корыстным, всю свою историю… Как он выжил в веках? Ладно, сейчас не об этом…
Он подъехал на лошади к толпе и обратился к ним на немецком, зная, что идиш позволит им точно понять его:
— Господа!
По толпе прошел шорох. Так к ним еще не обращались.
— В вашей деревне прячется человек. Он мог кому-то из вас сказать, что он немец и просто не хочет больше воевать. Но это не дезертир. Это русский офицер.
Толпа заволновалась.