— Когда беседовали? — спросил Халик. — В прошлом году?
— Нет, на днях.
— Я только вчера вернулся, миледи. Господин Бари разрешил мне проведать матушку. Она живёт… Далеко живёт. Меня здесь не было всё лето.
— Всё лето, — уныло повторила Янара. — Значит, ты не видел, как уехала Таян.
— Чего ж не видел? Видел. Мы разом поехали. Она довезла меня до тракта. Я пошёл напрямик, по полям, а она поехала дальше.
— Куда?
Собрав лоб морщинами, конюх почесал затылок:
— Не знаю, госпожа. Она ничего не говорила.
— Ясно. — Янара прислонилась спиной к перегородке.
По телу пробежала волна озноба. Да что это с ней?
— Может, ты слышал, о чём говорила Таян с моим братом?
— Не-а, не слышал, миледи. Господин Бари сломал ногу и не выходил из покоев. Он крикнул из окна, чтобы я дал ей телегу и лошадь. — Халик заглянул Янаре в лицо. — Миледи, вам плохо?
Она прижала ладонь к щеке и не ощутила прикосновения:
— Халик…
— Миледи, что с вами?
— Болха, — прошептала Янара и повалилась навзничь.
Конюх едва успел подхватить её:
— Все сюда! Госпоже плохо! Все сюда!
В конюшню вбежали стражники и прислуга. Кто-то взял Янару на руки, под причитания служанок прошёл через двор и взлетел по лестнице в господскую башню.
— Опускай, — эхом звучал голос Миулы. — Аккуратно. А теперь уходи. Уходи!
Издалека донёсся голос матери Болхи:
— Грейте воду! Живо!
Травницы, прибывшие из Фамаля вместе с Янарой и детьми, раздавали служанкам приказы:
— Убери подушки! Неси тряпки! Беги за ушатом!
Перед глазами Янары вращались стены и потолок. Платье под ягодицами и спиной становилось мокрым, липким и горячим. И вдруг всё померкло.
На замок опустилась ночь, когда мать Болха, травницы и Миула отправили служанок спать, уселись в передней комнате и устало вытянули ноги.
— Это что получается? — тихо сказала Миула, глядя в щель приоткрытой двери. В свете свечи была видна спящая Янара. — Королева носила дитя?
— Глупо называть сгусток дитём, — откликнулась одна из травниц, горбоносая старуха со странным именем Дика. — Срок слишком маленький.
— Это дитё! — прошептала со злостью мать Болха. — Пусть без ручек и ножек, но это уже дитё!
Вторая травница — миловидная женщина средних лет, с певучим голосом и с таким же певучим именем Лиида — стянула с головы платок и вытерла им шею:
— Не вздумайте сказать эту чушь королеве. Ей и так худо.
— Сейчас ещё не худо, — пробурчала Миула. — Она ничего не поняла. Проснётся, узнает, вот тогда будет худо.
— Я и говорю: пожалейте госпожу, не называйте сгусток дитём, — произнесла Лиида. — А королю вообще ничего знать не надо. Найдёт себе здоровую бабёнку, заделает ублюдка, потом признает его наследником. Такое уже случалось.
Миула уронила руки на колени:
— У короля сильное семя, сразу пускает корни. Королеве отдохнуть бы годик.
— А лучше два, — поддакнула Лиида. — Я подскажу госпоже, что надо делать.
— Ты сначала мне скажи. — Миула посмотрела исподлобья. — А то насоветуешь, сбежишь в свои леса, а мне потом расхлёбывать.
Травницы, как и знахарь Черемех, откликнулись на призыв лорда Айвиля помочь королеве и её новорождённым детям. В благодарность за это они получили охранные грамоты и могли идти куда глаза глядят, но захотели служить королеве и дальше, а королева, добрая душа, позволила им остаться. Лесные отшельницы вознеслись высоко. Миулу считали неотёсанной пустоголовой служанкой. От прямых оскорблений травниц удерживали страх перед её вспыльчивым характером и спрятанный под юбкой нож. Откуда им было знать, что Миула, дочь ведьмы, воспитанница Небесной Стаи, разбиралась в растениях не хуже их самих. Только Дика и Лиида с помощью трав лечили, а она убивала.
Повязывая голову платком, Лиида взглянула на Миулу с насмешкой:
— Что тебе сказать? Ты ж в нашем деле ни черта не понимаешь.
— А ты так расскажи, чтобы я поняла.
— Ладно. Есть несколько средств, чтобы не получались дети.
Болха закрыла уши руками:
— Не хочу это слушать. Грешница! Гореть тебе в аду!
Лиида вздёрнула блестящие брови:
— Тебя не волнует жизнь королевы? Тогда какого чёрта ты здесь делаешь?
— Я ухаживаю за детьми. И не чертыхайся! За упоминание адских сущностей сжигают на костре.
— Шерстить нянек и я умею, — прошипела Лиида, пропустив мимо ушей замечание Болхи. — Топай в свой монастырь, бесполезное создание.
— Посягать на территорию Бога нельзя! Не хочешь иметь детей — не дели с супругом ложе. Иные способы избежать зачатия греховны!
— Заткни уши покрепче, — осекла Миула монахиню и кивнула Лииде. — Какие средства?
Болха вскинула руку:
— Погодите! Я скажу, какое средство. Я вычитала о нём в древнем свитке. Папирус привезли из Заморья и подарили настоятелю Просвещённого монастыря. Я тогда была молодой, мне всё хотелось знать. Хорошее средство. Говорить?
Миула посмотрела на неё с подозрением:
— Говори.
— Перед соитием женщине надо смазать промежность густой смесью мёда, смолы и соды.
— Чего?
— Есть ещё одно средство. Я читала в том же свитке. Смазать промежность пастой из крокодильего навоза и кислого молока. Перед соитием, разумеется. Я не знаю, что такое крокодил, но подозреваю, что оно живое и гадит. Замечательный рецепт. Королеве понравится. А королю-то как понравится! Но чем заменить крокодилий навоз? Он жидкий или густой?
— А сейчас мы тихонько выйдем во двор, и я отрежу тебе язык, — прошептала Миула, вытаскивая нож из спрятанного под юбкой чехла.
Болха слетела с табурета и выставила перед собой руки:
— Я читала это. Клянусь! Есть такой свиток! Клянусь! Я не знаю, кто до такого додумался. Какой мужчина захочет возлечь с женщиной, которая измазана смолой, кислым молоком и чьим-то дерьмом? Если бы речь шла о шлюхе, я бы раздобыла крокодильего навоза и сама её обмазала. Но мы говорим о королеве. Вы только послушайте! Янара… Звучит как журчание лесного ручья. А вы хотите его изгадить.
В комнату заглянула нянька:
— Мать Болха, как госпожа себя чувствует?
Монахиня вмиг преобразилась: сложила руки на животе и приняла важную позу:
— С ней всё будет хорошо. Дети спят?
— Спят, мать Болха.
— Вот и замечательно. Я скоро приду. Ступай, милочка.
Лиида подождала, когда нянька закроет дверь, и прошептала:
— Хорошее средство — отвар из болотной мяты.
— Это яд! — заявила Миула.
— Ошибаешься! — заупрямилась Лиида. — Я заживляю отваром раны и язвы. А ещё он помогает, когда человека пучит. Крестьяне пьют, никто не помер.
Мать Болха уселась на табурет и с озадаченным видом уставилась на Миулу:
— Яд? А мы дымим болотной мятой в приютах для больных. Травим блох, вшей, комаров. Получается — нельзя?
— При чём тут дым? Вы не слышите, о чём я говорю! — разозлилась Миула. — Целебный отвар отличается от ядовитого крепостью. Важно, сколько капель или ложек пьёт человек и как часто он его пьёт. Но если есть хоть малейшая угроза здоровью королевы, то об этом средстве мы говорить не будем, иначе я всё расскажу королю и лорду Айвилю.
— Поддерживаю Миулу, средство должно быть полностью безопасным. — Болха воздела глаза к потолку и прошептала: — Господи, прости меня, грешницу.
— И я согласна, — подала голос Дика. — Средство не должно вредить плоду. Вдруг средство не поможет, королева понесёт, а мы узнаем об этом, когда дитя начнёт биться. Не хочу, чтобы ребёнок родился уродом. А такое может быть. Одни и те же травы подходят взрослым, но вредны младенцам.
— Ты правильно говоришь, Дика, — поддакнула Миула.
— Я вот чего скажу… — Дика потёрла горбатый нос. — Я знаю много трав, которые вызывают небольшое кровотечение на раннем сроке. Бабы пьют, радуются, что средство выручает. Им всё равно, что иногда грязные дни приходят неправильно и крови почему-то больше, чем обычно. Они не догадываются, что вместе с кровью выходит проросшее семя.
— Ты ничего им не говоришь? — вытаращила глаза Болха. — Не говоришь, что убиваешь их детей?