Киаран подъехал к старцу и развернул коня мордой к рыдающей толпе. Кто из них причастен к убийству богомольцев? Баба в залатанном платье? Или курносый малец? А может, тощий старик в исподнем? Киаран смотрел на сирых и убогих и не видел среди них убийц.
— Где ваши мужчины? — обратился он к старосте.
— Нет таких, ваша милость. Только деды старые. Некоторые здесь. Остальные не встают с полатей, смерть ожидают.
— Правду говорит, — подтвердил командир сотни.
— Есть мертвецы, хоронить надобно, — продолжил староста, глядя перед собой. — Земля промёрзла. Ждём, когда потеплеет.
Командир указал на почерневшую избу:
— Трупы в сарае за этим домом. Два старика, одна баба и пятеро детей.
— Где мужчины? — спросил Киаран.
— Одни пошли в наёмники и не вернулись, — ответил староста. — Других прирезали лесные разбойники, третьи подались в город, четвёртые… а хрен его знает, где они. Нет мужиков, и всё тут.
— Мужиков нет, а малые дети откуда? Аисты принесли?
— Так это безотцовщина. Баб пилят все кому не лень. Идут солдаты — пилят. Наскакивают лиходеи — пилят. Монахи и те пилят! Вот и вы — зачем пожаловали? Уж наверняка не крыши чинить.
— Ладно, — протянул Киаран. — Кто паломников убил?
Староста взглянул на него с удивлением:
— Не знаю никаких паломников. Не было здесь таких.
— Может, были сборщики подаяний?
— А-а-а, эти… побирушки… — Староста отвернулся.
— Кто их убил?
— Бабы.
— Бабы?
— Они самые.
Киаран слез с коня:
— Идём, поговорим без свидетелей.
Старик пожал плечами:
— Как изволите. — И побрёл к избе.
Проходя мимо повозки, Киаран взялся за борт и резко присел. Девочка пяти лет прижалась к колесу. В глазах обречённость и готовность к тому, что сейчас произойдёт. Ей не впервой лежать на снегу босой, в одной рубахе, и ждать, когда её вытащат из-под телеги за волосы.
— Простудишься, — произнёс Киаран. — Беги к мамке.
Вслед за старостой поднялся на крыльцо и вошёл в дом.
— 1.46 ~
— Не обессудьте за беспорядок, — проговорил старик. — Гостей не ждал.
Дневной свет сочился сквозь щели закрытых ставен, и в лачуге царил полумрак. Киаран отворил двери настежь и осмотрелся. Холодный очаг, на лежанке прелая солома. К проёму в потолке приставлена садовая лестница. По идее, староста самый богатый человек в деревне. Если он живёт в таких условиях, то что же творится в хижинах крестьян?
— Я обитаю на чердаке. Оттуда округу лучше видно. — Старик придвинул табурет к столу, вытер рукавом кафтана сиденье. — Присаживайтесь, ваша милость. — И опустился на лежанку.
Киаран сел, поправил на боку ножны с мечом и постучал пальцем по жетону на груди:
— Знаешь, что это такое?
— Нет, ваша милость, не знаю.
— Это охранный жетон. Его выдают людям короля. Тем, кому он поручает важные задания.
Староста посмотрел недоверчиво:
— Король Осул вроде бы помер двадцать лет назад. Неужто воскрес?
— Недавно избрали нового короля. Его зовут Рэн. Запомни это имя.
— Запомню, ваша милость.
— Я приехал наказать убийц сборщиков подаяний.
Старик уронил руки на колени, сгорбился:
— Вон оно чё…
— Рассказывай, что у вас произошло. Только не вздумай мне лгать.
Староста не издавал ни звука.
— Будешь играть в молчанку, прикажу крестьян облить водой и держать на морозе, пока они не превратятся в сосульки.
— Побирушки пришли поздно вечером, попросились на ночлег, — зазвучал бесцветный голос. — Остановились в холостяцком углу. Тех, кому не хватило места, бабы разобрали по избам. Те, что в углу, напились. Полезли хозяйке под юбку. Она огрызнулась. Они её с мужем закрыли в погребе и давай на ихних детях жениться. Ладно бы только девок тронули, они и сыновей за гуртом.
Киаран передёрнул плечами:
— Мальчиков?
— Одному двенадцать, второму семь. Бабы услыхали крики и за топоры. А побирушки подпёрли входную дверь табуретом и стали бабам угрожать, что детей порешат. — Староста покачал головой. — Тут такое творилось… Два дня воевали.
Киаран мазнул ладонью по губам:
— Что стало с детьми?
— Все в сарае. Снег сойдёт — похороним. С ними ихняя мамка. Она выла неделю, потом там же, в сарае, повесилась.
— Куда дели трупы сборщиков?
— Волкам скормили. Не пропадать же добру.
— Где обоз с подаяниями?
Староста взмахнул куцыми ресницами:
— Не было никакого обоза. Может, разбойники забрали?
Киаран стиснул кулак:
— Видишь это, старик? Видишь?! Не лги мне!
— Мошна была — обоза не было!
— Мошна? И где она?
Староста взобрался на чердак. Вернулся, кряхтя и сгибаясь под тяжестью сумы из выдубленной кожи. Со звонким стуком поставил её возле стола.
Развязав ремни, Киаран заглянул внутрь. Сума доверху набита медными монетами.
— Почему сразу о деньгах не сказал?
— Так вы не спрашивали.
— Сколько монет присвоил?
Староста крякнул возмущённо:
— Нисколько! Это же подаяние на храм! Крестьянским потом омытое. Такое красть — великий грех! Я хотел по весне в монастырь отнести.
Киаран затянул ремень, приподнял суму. Тяжёлая…
— Зря вы убили божьих людей.
— Ну да, — покачал головой староста. — Они божьи люди, а мы черви навозные.
— Я должен наказать виновных в убийстве.
— Знамо дело, должны. — Глядя на охранный жетон Киарана, старик почесал за ухом. — А сказать королю, что их порешили разбойники, никак нельзя?
— Нельзя. Солдат сообщил Святейшему отцу, что сборщиков убили твои крестьяне.
— Паскуда, — прошипел староста. — А я его похлёбкой потчевал.
— Откуда он взялся?
— Не знаю. Пришёл, и всё. Теперь мне думается, он за сборщиками тайно следил.
— Выдай зачинщиц, и покончим с этим.
Староста подошёл к окну, посмотрел в щель между ставнями. Обернулся с решительным видом:
— Накажите меня, ваша милость.
— В чём ты виноват?
— Сжалился над побирушками, не уследил, не помешал. Тут только моя вина и больше ничья.
Киарану было всё равно, кого вешать. Но Рэн как-то выступил против насилия над женщинами и детьми. А вдруг отчёт о казни баб вновь пробудит в нём покровителя слабых и беззащитных?
— Молись, старик, — сказал Киаран и, подхватив мошну, вышел из дома.
Под вой крестьянок Выродки перекинули верёвку через перекладину, к которой был прикреплён колокол. Приговаривая: «Господь с вами, бабоньки. Господь с вами», староста забрался на табурет и щурясь уставился в белое небо. Наёмник накинул ему на шею петлю и упёрся сапогом в сиденье.
Киаран сел на коня, посмотрел на посиневших от холода баб и детей. Сейчас он лишит их последней защиты, хотя из старосты защитник никудышный. Он не ограждал их от бед, просто поддерживал как умел. И сегодня они бежали к нему, хотя знали, что старец не спасёт их. Теперь им не к кому бежать.
Собственные мысли не нравились Киарану. Он потряс головой, пытаясь от них избавиться. И прокричал:
— За убийство сборщиков подаяний приговариваю старосту деревни к смертной казни. — Вскинул руку… и опустил. — Отставить! Заменяю смертную казнь поркой. Сто плетей.
— Нет уж, лучше повесьте! — возопил староста. — Умру не мучаясь.
Выродки стянули его с табурета, сдёрнули кафтан и рубаху и толкнули на землю.
Он поднялся на четвереньки. Пошатываясь встал на колени и сложил перед собой ладони:
— Господи, дай мне сил принять наказание с достоинством. Лиши меня слёз и голоса. Одари меня стойкостью. Господи, дай мне сил…
Киаран недовольно покряхтел. Кивнул наёмнику, занёсшему над стариком хлыст:
— Пятьдесят ударов.
Сплетённая из ремней плётка взрезала дряблую старческую кожу. Брызги крови окропили снег. Старик стиснул зубы и сцепил пальцы в замок.