— Где они? — спросил Киаран, поднимаясь на ноги.
— Я никого не видел, — ответил телохранитель, озираясь.
— Они свернули сюда!
— Не было здесь никого!
Гаркая на прохожих и огревая зевак плётками, к Киарану скакали Выродки, в чьи обязанности входило патрулирование улиц.
— Они где-то рядом! — вскричал он, не в силах совладать с волнением. — У них белые плащи. Очень белые… Заглядывайте за каждый сугроб.
Сделал несколько глубоких вздохов. Успокойся и думай! Вернулся к борделю и постучал в дверь дома на противоположной стороне улицы. Постучал ещё раз. Никто не отозвался. Приложил к окну руки козырьком. В комнате полумрак. Помимо этого, рассмотреть что-либо мешала занавеска. Киаран побарабанил костяшками пальцев по стеклу и обернулся на щелчок задвижки.
На пороге возник дряхлый человек с опухшими от слёз глазами. Опираясь на клюку, подслеповато прищурился:
— Кто нужен?
Киаран нервным движением потёр подбородок:
— Я вижу, у вас горе. — И незаметно для хозяина поставил ногу на порожек.
— Да, милорд. Жена при смерти.
— Сочувствую, — произнёс Киаран, стараясь придать голосу мягкое звучание, хотя внутри всё клокотало от нетерпения. — Я видел, как из вашего дома вышли два белых монаха.
— Один, милорд. Чистильщик душ был один.
— Я видел двоих.
— Я пока что не выжил из ума и не разучился считать, — упорствовал старик. — Простите, милорд, мне надо к жене.
Киаран привалился плечом к двери, не позволяя старику закрыть её:
— Подскажите, где их… его найти.
— Не знаю, милорд.
— Вы их пригласили? Точнее, его.
— Делать мне больше нечего. — Старик замахнулся клюкой. — Отпустите дверь!
Киаран дал знак Выродкам не вмешиваться и вновь посмотрел на изрытое морщинами лицо:
— Может, его позвали ваши соседи или родственники?
— Никто его не звал! — просипел старик и принялся клюкой дубасить Киарана по плечу. — Сгинь, сатана! Сгинь!
Прохожие остановились, сбились в кучки. Особо любопытные подошли поближе. Кто-то крикнул: «Где стражники? Тут деда убивают!»
Киаран отскочил от двери, поднял воротник и, придерживая ножны с мечом, размашисто пошагал по улице. Свернув в переулок, шепнул наёмнику:
— Когда стемнеет, проникните в дом и допросите.
Настроение окончательно испортилось, как и погода. Небо потемнело. Из туч посыпалась колючая снежная крошка. Где-то звякнуло разбитое сквозняком стекло. Пригибаясь и прикрывая лицо воротником, Киаран вышел на площадь Веры. Перед храмом на ступенях сидели попрошайки, нахохлившись словно воробьи. Дети кутались в лохмотья и льнули к матерям, а матери баюкали в своих объятиях поленья, замотанные в одеяла.
При виде Киарана толпа «безруких» и «безногих» затянула популярную среди нищих песню: «Подайте на пропитание… Подайте на пропитание…»
После недолгих раздумий он отдал оружие телохранителю и вошёл в храм, освещённый факелами. Пересёк безлюдный зал и встал за спиной Святейшего отца, преклоняющего колени перед изваянием Ангела-спасителя.
— Святейший! До меня дошли слухи, что на западе королевства церковники сжигают трубадуров.
Закончив молитву, иерарх поцеловал каменную ногу статуи и, позвякивая серебряными кольцами на одеянии, поднялся:
— Что вы от меня хотите, лорд Верховный констебль?
— Хочу, чтобы вы разобрались.
— Этого мне лучше не делать.
— Почему?
— Боюсь, что тогда мне придётся сжечь всех менестрелей и вашего Тиера в том числе. Эти шуты оказывают пагубное влияние на умы простого люда, а последнее время и на умы очень… знатных людей. Народ должен молиться, чтобы избежать наказания за свои грехи, а не смеяться над плоскими шутками. Вам, милорд, тоже не мешало бы подумать о своей душе. Как вы живёте?
Киаран прищурился:
— А как я живу?
Святейший спрятал руки в широкие рукава:
— Не знаю, потому и спрашиваю.
— Что у вас там? — поинтересовался Киаран, не отводя взгляда от рук иерарха.
— Ничего.
— Покажите.
Растянув губы в благодушной улыбке, Святейший закатал рукав. Под ним оказалась власяница, одежда для умерщвления плоти. Нетрудно было представить его страдания, причиняемые раздражением кожи и постоянной чесоткой. Киаран слышал, что слабых людей власяница доводит до безумия, они становятся опасными фанатиками и зачастую пополняют ряды мучителей в подземельях храмов и монастырей.
— Решили, что я прячу оружие? — Святейший опустил рукав. — Я, как глубоко верующий человек, не притрагиваюсь к оружию.
— Зачем вы её носите?
— Привык. Отец надел на меня власяницу, когда мне исполнилось восемь. Ему показалось, что я засматриваюсь на дочку господина. Она мне и правда нравилась. — Святейший опять спрятал руки в рукава. — С тех пор я снимал рубашку всего несколько раз. Для того, чтобы надеть другую, большего размера… Так что вы говорили о трубадурах?
Находясь под впечатлением от вида власяницы и рассказа иерарха, Киаран ощутил зуд под одеждой. Воображение сыграло с ним подленькую шутку. Куда-то делся благородный порыв призвать церковников к ответу. Их произвол и жестокость по отношению к бродячим певцам уже не вызывали негодования.
— Поговорим об этом, когда приедет король, — сказал Киаран и направился к выходу. Засунув руку под куртку, почесался и тихо выругался: — Дьявол…
Облепившие лестницу попрошайки снова затянули излюбленную песню. Киаран выудил из пристёгнутой к поясу мошны пригоршню медяков, бросил их веером, будто это не монеты, а семена. И в сопровождении Выродков побежал в Фамальский замок, сгибаясь под ударами ветра.
— Ну и погодка! — с задором воскликнул вратник, открывая перед ним калитку в воротах.
Не разделяя его радости, гвардейцы, стоящие на стенах барбакана, притоптывали ногами и колотили себя кулаками.
Отпустив Выродков, Киаран постоял на развилке аллей, раздумывая, куда направить шаги. Слева темнела Башня Хранителей, где теперь находились его покои, приёмная и рабочий кабинет. В Престольной Башне светились окна. В путешествие с королём отправились не все гостившие в замке дворяне, и Киаран решил, что те, кто остался, по привычке собрались на ужин в гостином зале.
— Кот из дома, мыши в пляс, — проворчал он и проследовал в королевскую резиденцию.
На ходу отряхивая плащ от снега, миновал холл. Поднимаясь по винтовой лестнице, удивился: почему так тихо? Ступив в зал, замер в растерянности. Ни души! В шандалах и люстрах горели все свечи. Непозволительная трата государственных денег! Дармоеды зажгли свечи, и никто не удосужился их погасить!
Киаран хотел отдать караульному приказ привести сюда виновных в расточительстве, в этот миг послышался брюзгливый голос:
— Оказывается, я никому не нужна.
Посмотрев в глубь зала, Киаран пошёл вальяжной походкой по проходу между столами.
Вазы, кубки, кувшины, блюда с мясом, рыбой и хлебом образовывали на королевском столе беспорядочное нагромождение, поэтому Киаран не сразу заметил Лейзу. Она сидела справа от кресла короля и тыкала остриём ножа в куриную тушку.
— Я распорядилась приготовить всякой вкуснятины, хотела разделить с кем-нибудь трапезу, но, оказалось, все разъехались. Те, кто не пожелал сопровождать короля в этот треклятый Алауд, покинули замок! Даже Хранители вспомнили о срочных делах. Один натирает печать до блеска, второй сдувает с грамот пыль, третий скребёт по сусекам в поисках монет, четвёртый рисует карту сокровищ.
Киаран остановился перед помостом. Глянул на раболепно согнувшихся служанок:
— А пятый?
— Сидит в подземелье и ждёт призраков, которыми он запугал слуг до смерти. И что теперь? Два месяца тишины и одиночества. — Лейза вонзила нож в курицу. — Я не выдержу!
Киаран расположился за ближним к помосту столом, поелозил ладонью по столешнице: