Мастера закивали, заговорили наперебой:
— Устраивает. Ещё как устраивает!
Рэн велел представителю Совета цехов приехать в Фамаль и оформить в Хранилище грамот необходимые документы. Приказал подмастерьям погрузить подарки на подводы и хотел уйти — мастера окружили его и принялись забрасывать вопросами. Сославшись на головную боль, Янара отправилась к себе и легла.
Рэн пришёл через пару часов и сообщил с порога:
— Завтра отправляемся домой. — Постоял в изножье кровати, ожидая ответа. — Ты не рада?
— Рада.
Он улёгся рядом с Янарой, потёрся носом о её щёку:
— Что случилось?
— Ты собрался с кем-то воевать?
— Все короли воюют.
Янара обхватила его за шею:
— Слово могущественнее меча! Слово могущественнее!
— Странно, что ты принимаешь это близко к сердцу. Твой отец воевал всю жизнь.
— Я не любила его так, как люблю тебя.
Рэн закрыл глаза:
— Повтори.
— Я не любила его так… как люблю тебя.
Руки Янары тряслись, разум дробился на тысячи режущих, колющих и пронзающих осколков.
— Повтори, — попросил Рэн, не открывая глаз.
— Я люблю тебя и очень боюсь тебя потерять, — прошептала она и губами открыла его губы.
— 2.5 ~
Каждая лига давалась с трудом. Всему виной была не раскисшая дорога — по грязи полозья скользили как по льду, — а дополнительные телеги с покупками и подарками. Воины то и дело спешивались и вытягивали колёса из грязи.
Частые остановки вымотали Янаре все нервы. Хотелось сесть на лошадь и поскакать во весь опор. Конечно же, это только желание. Янара помнила, как добиралась из холостяцкого угла в Фамаль; тогда ей, проделавшей весь путь на иноходце, казалось, что в позвоночник всадили кол. Сейчас до столицы ехать и ехать. Не умея толком держаться в седле, она опять натрёт на ягодицах мозоли и получит проблемы со спиной.
Когда процессия выезжала на просохший участок дороги, кони срывались в галоп, кибитки словно летели над землёй, колёса телег едва успевали проворачиваться. Потом тракт нырял в густой ельник, где солнце с трудом пробивалось сквозь кроны и снег таял с ленцой, и снова начинались мучения с телегами.
В постоялых дворах Янара постоянно боролась с усталостью. Заставляла себя есть, садиться, вставать, улыбаться Рэну и отвечать на его вопросы: муж не виноват, что ей так плохо. Оставаясь наедине со служанками, валилась на кровать без сил.
— У вас со дня на день должна пойти кровь, — прошептала Миула, растирая Янаре руки. — Наверное, поэтому вас всё раздражает. Вы не замёрзли? У вас пальцы холодные. Вас укрыть?
— Не надо, — ответила Янара и подоткнула подушку под спину.
— Ужин готов, — сказала Таян, войдя в комнату. — Идёмте, миледи. Вам надо поесть горячей похлёбки, а то вы прямо похудели. Леди Лейза увидит вас и испугается.
— Сегодня так трясло кибитку, что у меня всё внутри переворачивалось. — Янара прижала ладони к животу. — До сих пор бурлит.
— Это от голода, — откликнулась Миула. — А знаете что? Давайте я принесу ужин сюда. Что вам делать в трапезной? Опять слушать мужицкую болтовню? Придвинем стол к камину, вы сядете вольно.
— Дайте мне потрогать, — произнесла Таян, внимательно наблюдая за Янарой. Потёрла руки, погладила её живот. — Я скоро приду. — И выскочила за дверь.
— Что-то не так? — заволновалась Янара.
Миула притронулась к её животу. Пожала плечами:
— Я в этом не разбираюсь. По мне, так всё нормально.
Таян вернулась далеко за полночь. Тихо пробралась в комнату, где спали король и королева, поставила свечку на подоконник и прошептала Янаре в ухо:
— Я привела бабку, которая разбирается в женских болезнях.
Бросив взгляд на Рэна, Янара села:
— Ты с ума сошла?
— Умоляю вас, идёмте со мной. Она не будет ждать до утра.
— Господи… Что ты такое придумала?
— Потом будете меня костерить, — засуетилась Таян, надевая на Янару сапоги. — Я не говорила ей, что вы королева, и вы не говорите.
Они прошли в конец коридора, ступили в комнатушку, освещённую масляной лампой. Таян плотно закрыла дверь. Миула набросила на кушетку одеяло.
— Ложитесь, госпожа, — улыбнулась старуха в рваном ватнике. — Сейчас посмотрим, что с вами такое приключилось.
От незнакомки сильно пахло сушёными травами.
— Вы знахарка? — спросила Янара, располагаясь на жёстком ложе.
Ничего не ответив, старуха положила ей на живот морщинистую руку:
— Кузнечик.
— Чего? — опешила Янара.
Старуха стянула с седой головы вязаный платок и прижалась к животу ухом. Разогнув спину, кивнула Таян:
— Ты права, деточка. Мне сказать или ты скажешь?
Таян помогла Янаре сесть и встала перед ней на колени:
— Миула велела мне держать язык за зубами, если я в чём-то сомневаюсь. Я держала. Теперь я ни капельки не сомневаюсь. Моя госпожа, у вас в животе маленький ребёночек.
— Кузнечик, — повторила старуха.
Янара почувствовала, как от её лица отхлынула кровь:
— Ты издеваешься?
— Вы носите четыре месяца, — отозвалась старуха. — Он уже бьётся.
Приложив руки к животу, Янара откинулась на стену:
— Нет!
— Первородка? — улыбнулась старуха, собирая космы в пучок. — Ничегошеньки вы не знаете. Молодух себе в служанки взяли. Вам нужна опытная женщина, у которой и выкидыши были, и мёртвенькие…
— Помолчи, карга старая! — шикнула на неё Миула.
— Нет! — повторила Янара. — У меня шла кровь. Всё как обычно.
— Такое бывает, — сказала старуха, обвязывая голову платком. — Редко, но бывает. Уж поверьте, я в этом разбираюсь. Знаете, сколько я деток приняла? Считать не пересчитать.
— Вы повитуха?
— Она самая. — Старуха махнула Таян. — Проводи меня, деточка. Некогда мне с вами лясы точить. А вам пусть Бог помогает.
Янара уставилась в пустоту. В голове так же пусто.
— Вы скажете королю? — спросила Миула. — Он ведь отец, надо сказать.
— Я не верю.
— Получается, вы понесли сразу после свадьбы.
— Я не верю! — Янара потёрла лицо, пытаясь привести себя в чувства. — Должен вырасти живот, а у меня он не вырос.
— У вас грудь стала больше. Я это заметила.
Янара вернулась в свою комнату. Скинув плащ и сапоги, забралась под одеяло.
— Рэн…
Он посмотрел щурясь:
— Ещё темно.
— Рэн… Мне кажется, я ношу ребёнка.
Он прижал пальцы к уголкам глаз:
— Кажется?
— Да. Я не уверена, но мне кажется. Нельзя, чтобы мою кибитку трясло и подбрасывало на кочках. Надо ехать медленнее.
— Ещё медленнее?
— Да.
— Хорошо. — Рэн лёг на бок и обнял Янару за плечи. — Спи.
Она погладила живот:
— И ты спи.
— Уже, — пробормотал Рэн.
Янара взглянула на него с улыбкой и вздохнула полной грудью.
***
Глядя на своё отражение в оловянном зеркальце, Рэн прошёлся лезвием кинжала по заросшей щеке. Вытер клинок о тряпку:
— Мне приснилась какая-то ерунда. Ты просила не гнать лошадей. Или не лошадей… — Провёл лезвием по щетине на подбородке. — Просила ехать медленнее. Что-то в этом роде. Точно не помню. Я ещё подумал: медленнее можно только ползти.
Опустил руку с кинжалом, постоял, прислушиваясь к тишине. Быстрым шагом вышел из умывальной и уставился на жену, сидящую возле камина.
— Это был не сон.
— Не сон, — эхом откликнулась Янара.
Рэн направил на неё указательный палец:
— Не вставай! — Выскочил из комнаты. Вернулся. Схватил со спинки стула рубашку и перевязь. — И никуда не уходи!
Около полудня к постоялому двору подъехала телега, сопровождаемая двумя королевскими гвардейцами. Крестьянин отложил вожжи. Спрыгнув с козел, помог слезть с телеги старухе в рваном ватнике и вязаном платке.
Свита, не зная причины задержки королевской четы, попросту убивала время. Дворяне перекладывали покупки на повозках, эсквайры и воины проверяли подковы, подтягивали или ослабляли подпруги. Служанки топтались возле кибиток, подставляя лица яркому солнцу. Гомон голосов и пересвист птиц перекрыл окрик: «Пошевеливайся!» Все одновременно посмотрели на сэра Ардия, горой возвышающегося на крыльце. Затем взгляды перекочевали на старуху.