— Конечно, — кивнула Таян.
— Тогда почему ты до сих пор здесь? — повторила монахиня.
Таян приоткрыла дверь и крикнула в гостиную:
— Миула! Возьми помощницу матери Болхи, позови служанок и притащите сюда все ковры из старой опочивальни королевы. И отправь кого-нибудь за плотной материей для штор.
Болха прижала руки к ушам и скривилась:
— От тебя столько шума!
— Можно нам с королевой пойти на прогулку? — поинтересовалась Таян.
— Пойдёте вечером.
— Вечером не светит солнце и не поют птицы!
— Вечером во дворе нет людей. У одних вши, у других грязь под ногтями, у третьих понос… Господи! Да тут почти все мужики ходят по борделям. С такими не то что рядом стоять нельзя, с ними одним воздухом дышать опасно! — Болха подошла к Янаре. — Моя королева! Я вас умоляю, прислушайтесь к моим советам. Ничего не трогайте, ни с кем не разговаривайте. Пожалейте своего малыша.
— Конечно, мать Болха, — улыбнулась Янара. — Я очень ценю вашу заботу.
Её слова будто тёплый ветерок отогрели лицо монахини: кожа порозовела, глаза заблестели, на губах заиграла ответная улыбка.
— Принести вам берёзовой водички?
— Буду вам благодарна.
Болха повернулась к Таян, открыла рот, собираясь отдать приказ, и вовремя смекнула, что водичку лучше принести самой: ведь королева поблагодарила за услугу, а не за предложение.
Оставшись с королевой наедине, Таян придвинула к креслу табурет и опустилась на обшитое парчой сиденье:
— Вы сегодня бледная.
— Надоели дожди. — Янара посмотрела в окно. — Погода вроде бы наладилась.
— Давайте выйдем на балкон. Там никто не будет дышать вам в лицо.
— Выйдем. Когда мать Болха пойдёт в молельню.
Таян придвинулась вместе с табуретом ещё ближе:
— Что с вами? Соскучились по мужу?
Янара втянула шею в плечи, опустила голову и стала похожа на озябшую птичку:
— Ребёнок не шевелится.
— А ночью шевелился?
— Шевелился.
— Значит, спит, — заключила Таян и приложила ладонь к животу Янары. — Он жив. Я это чувствую.
— В это время он обычно начинал крутиться, а сегодня — молчок. И ещё…
— Что — ещё?
— У меня руки и ноги словно чугунные. И внутри всё трясётся.
Таян подхватила Янару под локоть:
— Вставайте, моя королева. Я уложу вас в постель.
Янара с трудом поднялась.
Таян посмотрела на сиденье кресла и выдохнула:
— Моя королева…
Не прошло и получаса, как в опочивальню вбежала Лейза. Растолкала столпившихся возле кровати служанок и монашек и, присев на краешек перины, взяла Янару за руку:
— Милое дитя… Всё обойдётся. Вы, главное, не волнуйтесь.
— Я говорю то же самое, — откликнулась мать Болха и взяла Янару за другую руку. — У вас каждый месяц шли регулы. Наверное, что-то скопилось. Сейчас выйдет лишнее и перестанет.
— Принесите ещё одеяло! — приказала Лейза и дыханием согрела пальцы Янары. — Что у вас болит?
Она вяло улыбнулась:
— Ничего. Просто всё такое тяжёлое.
Миула накинула на Янару одеяло, подоткнула под неё края и оттащила Таян в угол комнаты:
— Хватит реветь!
— Откройте окно, — попросила Янара. — Мне нечем дышать.
— В этой башне не открываются окна, — откликнулась служанка.
— На верхнем этаже открываются, — возразила другая.
— Надо открыть все двери, — предложила фрейлина Кеола.
Миула схватила табурет за ножку и выбила стекло:
— Потом заколотим.
— Господи, боже мой! — запричитала мать Болха. — Ну кто же так делает?
Служанки кинулись собирать осколки.
Лейза опустила голову на подушку Янары и прошептала:
— Ребёнок шевелится?
— Чуть-чуть. Он сегодня ленивый.
— Я хочу сказать… — Лейза обняла её за плечи. — Вас любит не только король. Я тоже вас люблю. Сильно-сильно.
— Я знаю, — прошептала Янара и закрыла глаза.
— Миледи, простите, — обратилась Миула к Лейзе. — Надо сменить пелёнку.
Лейза отошла от кровати и, наблюдая за действиями Миулы, прижала руки к груди.
— Кровотечение усилилось, — сообщила та унылым тоном и бросила грязную тряпку в бадью.
Таян обхватила Янару вместе с одеялом, прижалась щекой к её животу и заплакала ещё горше.
— Сделайте что-нибудь! — потребовала Лейза.
— Всё в руках божьих, — откликнулась Болха.
— Как так?! Нам сказали, что лучше тебя никого нет.
— Знаете, сколько детей я приняла?
— Приняла? И всего-то? Подставить руки могу и я! Меня интересует, скольким женщинам ты помогла доносить.
— Прошу вас, тише, — взмолилась Таян. — Ему очень плохо.
— Позовите клирика, — прошипела Лейза.
— Мужчины не входят в комнату роженицы, — упиралась Болха.
— Живо!
Монахиня не двинулась с места.
Янара воздела глаза к потолку, соединила перед собой ладони:
— Услышь меня, Господи! Мне не на кого больше надеяться и не от кого ждать милости. Только на тебя уповаю, Господи!
Лейза указала на дверь:
— Вон! Все вон! Миула и Таян, останьтесь! — Опустилась перед кроватью на колени и молитвенно сложила ладони. — Обращаюсь ко всем богам…
Рядом с ней на колени встала Миула:
— Матерь земли, неба и солнца! Взываю к тебе!..
Преклонив колена, Таян раскинула руки:
— Духи предков! Услышьте меня!..
К ним присоединились вернувшиеся в комнату мать Болха и её помощница. Монахиня, давшая обет молчания, беззвучно шевелила губами, раскачиваясь взад-вперёд. Болха пела молитвы на церковном языке. Из гостиной доносился речитатив, исполняемый клириками.
Небо за окном затянули тучи. Ветер вздыбил занавесь на разбитом окне.
— Господи, помоги мне! Господи! — прокричала Янара в потолок и выгнулась от дикой боли в пояснице.
Всё происходящее проплывало перед ней как во сне — через мутную дымку. Кто-то растирал ей руки, кто-то придерживал за ноги. В ушах звучали слова: «Не теряйте сознание! Дышите! Не теряйте сознание!» Казалось, трещат и ломаются кости. Сквозь треск пробивались голоса монахов, читающих молитвы в соседней комнате.
Чья-то рука нырнула внутрь её естества и вызвала новый приступ боли. И вдруг чрево осиротело, скрутилось от горя в жгут.
— Мне очень жаль, — прохрипела мать Болха. — Мальчик. Мёртвенький.
— Боже мой, боже мой… — запричитала фрейлина.
Лейза вытолкала её из опочивальни и привалилась к стене.
Болха протянула младенца Миуле:
— Замотай в одеяльце. — Выглянув в гостиную, велела монахам читать заупокойную и склонилась над Янарой. — Я сейчас вас почищу. Потерпите, моя королева.
— Дайте мне сына, — прошептала она.
Сквозь свист в её ушах пробился плач Таян:
— Миленькая вы наша, родненькая.
— Не сейчас, — возразила мать Болха. Посмотрела на зарёванную Таян. Сообразив, что от неё не будет пользы, кивнула Миуле. — Мне нужна твоя помощь. Неси воду и тряпки.
Миула хотела положить тело ребёнка на кушетку.
— Дай мне, — попросила Лейза. Прижала к груди замотанный в одеяльце комочек и принялась ходить по опочивальне, напевая колыбельную.
— Таян! — окликнула Миула приятельницу. — Завесь чем-нибудь окно. Сейчас дождь начнётся. И разведи огонь в камине. Госпожу морозит.
Опухшая от слёз Таян бегала от камина к окну. Янара стонала и просила дать ей сына. Болха и Миула омывали ей ноги. А Лейза кружила по комнате, прижимая ребёнка к себе всё крепче и крепче.
И вдруг в тишине, нарушаемой всхлипами служанок, стонами Янары и песнопениями монахов, раздался тонкий писк.
Мать Болха выпрямила спину и выпучила глаза:
— Что это?
Лейза уставилась на свёрток в своих руках:
— Он жив…
— Быть такого не может!
Лейза отвернула край одеяльца:
— Он жив! — И разрыдалась.
— Дайте мне сына! — потребовала Янара, трясясь в лихорадке.
Уложив рядом с ней ребёнка, Лейза схватила мать Болху за рукав, вытащила в гостиную и залепила ей увесистую пощёчину: